Межзвездный скиталец

I remember noting, even in my extremity, the warmth of the tears on my cheeks and the salt taste when they reached my lips.	Я помню, что в тот момент я успел ощутить теплоту слез на моих щеках, их соленый вкус на моих губах.
Then I had a chill, and for a time shook as with an ague.	На меня напал озноб, и некоторое время я трясся мелкой дрожью.
Abandoning the openness of the yard as too impossible a feat for one in my condition, still shaking with the chill, crouching close to the protecting wall, my hands touching it, I started to skirt the yard.	Странствие по пустыне двора было совершенно невозможным подвигом для человека в моем положении, и все же, трясясь от озноба, прижимаясь к стене, ощупывая ее руками, я начал обходить двор.
Then it was, somewhere along, that the guard Thurston espied me.	И тут, надо полагать, меня и увидел сторож Серстон.
I saw him, distorted by my bleared eyes, a huge, well-fed monster, rushing upon me with incredible speed out of the remote distance.	Я увидел его образ, искаженный моим помутившимся взором, -- образ огромного упитанного чудовища, бросившегося на меня с невероятной быстротой из отдаленного угла.
Possibly, at that moment, he was twenty feet away.	Возможно, что в тот момент он находился от меня в расстоянии двадцати футов.
He weighed one hundred and seventy pounds.	Весу в нем было сто семьдесят фунтов.
The struggle between us can be easily imagined, but somewhere in that brief struggle it was claimed that I struck him on the nose with my fist to such purpose as to make that organ bleed.	Нетрудно представить себе, какого рода борьба между нами происходила, но как-то вышло, что в этой борьбе я ударил его кулаком по носу, и из этого органа потекла кровь.
At any rate, being a lifer, and the penalty in California for battery by a lifer being death, I was so found guilty by a jury which could not ignore the asseverations of the guard Thurston and the rest of the prison hang-dogs that testified, and I was so sentenced by a judge who could not ignore the law as spread plainly on the statute book.	Как бы там ни было, я -- вечник, а в Калифорнии наказание вечнику за драку только одно -смерть; меня присудили к смерти присяжные, которые не могли игнорировать утверждений сторожа Серстона и прочих тюремных собак, а судья, который не мог игнорировать закона, очень ясно изложенного в уголовном кодексе, приговорил меня к повешению.
I was well pummelled by Thurston, and all the way back up that prodigious stairway I was roundly kicked, punched, and cuffed by the horde of trusties and guards who got in one another's way in their zeal to assist him.	Меня изрядно исколотил Серстон, и весь обратный путь по этой ужасной лестнице меня пинали, колотили и награждали затрещинами старосты и сторожа, сбивавшие друг друга с ног в усердии помочь Серстону.
Heavens, if his nose did bleed, the probability is that some of his own kind were guilty of causing it in the confusion of the scuffle.	Если у него пошла из носу кровь, то, скорей всего, от того, что кто-нибудь из его же товарищей ушиб его в свалке.
I shouldn't care if I were responsible for it myself, save that it is so pitiful a thing for which to hang a man. . . . * * * * *	Я ничего не имел бы против того, чтобы в этом была моя вина; но ужасно быть повешенным за такой пустяк!
I have just had a talk with the man on shift of my death-watch.	Я только что беседовал с человеком, несущим при мне дежурство.
A little less than a year ago, Jake Oppenheimer occupied this same death-cell on the road to the gallows which I will tread to-morrow.	Меньше года назад Джек Оппенгеймер занимал эту самую камеру на пути к виселице, по которому завтра пойду и я.
This man was one of the death-watch on Jake.	И этот человек был один из сторожей Джека.