Ожидая, пока кухонный автомат закончит с напитками, я хочу завести разговор, просто чтобы заполнить образовавшуюся в комнате тишину и узнать, как у нее дела, но Марта, отвернувшись, задумчиво смотрит в окно. Она выглядит отрешенной, сосредоточенной, полностью погруженной в свои размышления, поэтому я не решаюсь отвлекать ее. А вместо этого просто стою и пялюсь в экран.
Наконец автомат пищит.
– Держи.
Когда все готово, протягиваю ей кружку, из которой валил белый ароматный пар. Она принимает и благодарно улыбается. В ее глазах скользят рассеянные мысли, так что я даю ей время прийти в себя, и, устроившись на стуле рядом, маленькими глотками цежу обжигающий чай.
– Я пришла поговорить.
Она начинает разговор сама. Я тут же киваю.
– Хорошо, давай.
На секунду отчего-то с испугом думаю, будто она сейчас предложит взять перерыв в наших отношениях. Это даже в мыслях звучит настолько ужасно, что мои пальцы со всей силой впиваются в края горячей кружки, а тонкую кожу около кромки ногтей пронзает неприятная, жгучая боль от ожога. Я уже тысячу раз пожалел, что тогда на работе развернулся и не подошел к ней, после я оставлял ей тонну сообщений в Потоке. Но до сих пор она мне не отвечала, а заговорила вообще только сейчас.
В кухне становится душно, на лбу выступает испарина. Я чувствую в ее тоне, в ее позе, во взгляде какие-то едва уловимые намеки, словно что-то не так. Меня передергивает.
Марта замечает это, она настороженно косится, но ничего не спрашивает. Продолжает.
– По поводу … нас.
– Да, слушаю.
Я стараюсь говорить ровно, спокойно, размеренно, отчаянно откидывая подальше навязчивые мысли. Она выдерживает паузу, то ли наблюдая за мной, то ли собираясь с силами, а потом говорит, четко и уверенно.
– Нам надо расстаться.
Ее голос эхом разлетается по кухне и в моих мыслях. Взгляд загорается лихорадочным блеском. Она бледнеет еще больше, становясь почти пепельно-серой. А я переспрашиваю, точно не расслышал.
– Что?
И молюсь: пусть она передумает.
– Нам надо расстаться, Юрген.
Но у нее хватает стойкости повторить.
В ответ я не могу найти слов. Знаю, мне надо понять почему, как так случилось, но мое тело впадает в предательский ступор. Тогда она встает и уходит.
Я сижу, я слышу ее шаги, слышу шорох одежды и как она замирает около двери, гадаю, может быть в надежде, что я все-таки попытаюсь ее остановить.
И я хочу остановить. Очень хочу. Но отчего-то не могу.
Проходит несколько секунд молчания. По моим щекам текут слезы. Я по-прежнему сижу на пустой кухне, а где-то там, далеко в глубине квартиры, гулко хлопает дверь.
Пустота
Взгляд уходит куда-то сквозь белую пустоту. Пытаюсь выдавить из себя хоть что-то, краски готовы, палитра покоится на колене, в другой руке, опущенной почти до самого пола, едва покачивается чистая кисть. А в мыслях…
– Эх…
Громко вздыхаю и с тоскливой надеждой оборачиваюсь на горящее полотно Экрана. Оно мельтешит радугой окон и интерфейсов, весело переливается лентой подсветки. Туда-сюда проносятся реакции, уведомления, сообщения. Меня приглашают везде, меня рады видеть повсюду. Меня любят. Новое Лицо…
А я смотрю и не верю.
Как это возможно?! Столько событий и вместе с тем такая удушающая, гнетущая пустота. Одновременно. И здесь, и в моей душе.
Еще раз вздыхаю и поворачиваюсь назад, снова уставившись осоловелым взглядом на закрепленный кое-как холст.
В прошлый раз мне так понравилось писать! Я был воодушевлен, почти до слез растроган этими странными неуклюжими приспособлениями, мягкими тюбиками краски, пахнущей чем-то непривычно резким, едким, химическим, упругим ворсом кисти, элегантностью формы ее длинной ручки, своим неумением обращаться с ними. Мы словно знакомились, присматриваясь друг к другу, и первые мазки по шершавой поверхности загрунтованной ткани ощущались скорее как настороженное рукопожатие. Вежливый жест, что пророчил нам либо вечную вражду, либо крепкую дружбу.
Тогда, водя туда-сюда разлохмаченной кистью, я с восторгом представлял, как много-много лет назад вот так же писали свои картины великие художники прошлого, и иногда мне казалось, словно мы смотрим друг на друга сквозь все разделяющее нас время. Наивно, просто, но непередаваемо волшебно.
Жаль, что, подобно маминой старой видеозаписи, это чувство тоже никак не получилось уместить в Мгновении.
Усмехаюсь.
Вообще, если честно, мое Мгновение лишь с очень большой натяжкой напоминало правду. И, не знаю отчего, теперь мне было совестно за свою выдумку. Хотя, нет сомнений, она пришлась по вкусу людям.
Но это не главное.
Вновь обвожу горьким взглядом палитру, краски, а потом аккуратно откладываю их в сторону.
Главное…
Смотрю на Экран. И вспоминаю.