– Конец свет случился, а не я картину в Поток выложил!
Смеюсь.
– Точно!
Мадс тоже хохочет, даром что у него полный рот еды. На нас оборачиваются другие посетители, но нам наплевать. Мы смеемся, громко, заразительно, с наслаждением, и мне становится легче.
– Ох…
Из глаз текут слезы, и я смахиваю их подрагивающими пальцами.
– Кто бы мог подумать?!
Мадс кивает и согласно качает головой. Он дожевывает остатки обеда. Поэтому я, заведенный нашей болтовней, инстинктивно продолжаю свой монолог дальше, хотя уже вроде все сказал.
– Хм… Интересно, а как бы я сам отреагировал, если бы увидел такое?
Мысль заставляет меня задуматься. Я перебираю в голове варианты и не могу выбрать ни один. Слишком уж много личного в том Изображении, слишком много не связанных с ним эмоций, слишком много Марты. Я не могу абстрагироваться от этого, стоит мне вспомнить, и я сразу будто проваливаюсь в прошлое.
– Так и что?
Подталкивает Мадс.
– Уф-ф. Не знаю…
Усилием воли отгоняю горький туман воспоминаний, пытаюсь собрать воедино свои мысли и сказать хоть что-то.
– Рисунок, конечно, ужасен. Все кривое…
Мадс кивает.
– Ага.
Я больно хмурюсь, вспоминая, сколько мне про это пишут, говорят, как обвиняют в дилетантстве, в обмане, даже в неуважении…
– Но некоторые отмечают необычную живость линии. И это правда.
Мадс пожимает плечами. Мол, может быть. Меня трогает, что он не уверен. Но я продолжаю.
– А еще… И вот это одновременно удивительно и странно. Говорят, что видят за примитивностью красоту, искренность, трогательность мо…
Замолкаю на секунду, вдруг уловив и осознав важное.
– А знаешь…
Мадс заинтересованно поглядывает на меня.
– Что такое?
Ему становится любопытно. Но меня собственное открытие поражает до глубины души.
– Они ведь поняли! Несмотря ни на что, разглядели самое важное, смысл, послание. И им понравилось… Их тронуло… Ой…
У меня начинают гореть щеки. Мне одновременно становится и радостно, и стыдно. Я удивлен, что меня услышал хоть кто-то, и смущен, покороблен осознанием того, как беспечно впустил чужих в свои самые сокровенные воспоминания, наивно, безрассудно полагая, будто они не заметят этого. Выложил на публику то, что собирался всю жизнь хранить лишь для себя, что прятал ото всех, даже от Мадса. Открыл всем не свой секрет. Боже мой, Марта… Вот я дурак.
– Вот дурак… О-о!
Запускаю пальцы в волосы и стараюсь спрятать куда-нибудь пылающее лицо. Мне хочется плакать, но глаза сухие. Я продолжаю шептать извинения, словно безумный…
Проходит минута, и Мадс аккуратно треплет меня по руке.
– Ладно-ладно. Юрген, успокойся…
Я поднимаю на него ошалелый взгляд. Он улыбается: искренне, с заботой, ободрительно и мягко, однако что-то в его улыбке, в выражении его знакомого лица с крупными, нарочитыми чертами, в тоне его голоса, чуть снисходительном или, быть может, по-взрослому опекающем, подсказывает мне, он не понимает меня. Но я все равно благодарен ему.
– Спасибо…
Поднимаюсь, приглаживаю волосы и несколько раз громко выдыхаю, обдувая лицо и приводя себя в порядок. Мадс присвистывает, наблюдая за мной.
– Не за что… Только смотри…
Смеется.
– Давай завязывай с такими экспериментами, ладно? Ты же Лицо, как ни как. Столп Общества…
Я вмиг замираю, ошарашенный и удивленный. Голос, эти слова – все звучит странно. Я смотрю на друга, гадая, шутит он или нет, жду, может добавит что-то, пояснит, снова засмеется… Однако Мадс молчит, и постепенно с его лица сходит добродушная, беспечная улыбка, складки вокруг губ разглаживаются, обнажая озабоченную, нервную настороженность, что всегда скользит в глубоких морщинах на его лбу, в темной тени надбровных дуг и в линии насупленных рыжеватых бровей. Он выглядит необычно встревоженным, и лишь поэтому я отвечаю.
– Ха-х… Да-да… Хорошо. Конечно.
Отвечаю, притворно улыбаясь, и с горечью, уже раскаиваясь, осознаю, что лгу в лицо другу.
Параллели
На самом деле, я бы ни за что не признался в этом Мадсу, да и, наверное, никому на всем свете, но такой ажиотаж вокруг Изображения, столько обрушившегося на меня внимания, пусть и чересчур критического, очень мне льстит и радует.
Впервые за долгое время, сидя в полутьме комнаты поздним вечером, пробегая туда-сюда взглядом по постоянно обновляющемуся Потоку, я широко улыбаюсь. Мне хорошо, грусть и тоска отступили, в голове пустота, тело расслаблено и довольно…
Реакции не иссякают уже целый день, обсуждения кипят, и для нашего Общества это почти рекорд. Меня называют бунтарем, сумасшедшим, новой надеждой искусства и, черт возьми, я не хочу, чтобы это прекращалось!
Да. Мне понравилось шокировать людей. Понравилось, хоть это вышло не специально, сеять смуту в их мысли, погружать в непривычное, злить, раздражать, вызывать у них настолько сильные эмоции, что они не могут вежливо молчать. Это круто. В Обществе давно не хватает такого – свежей струи жизни, что всколыхнет, взбаламутил эту успевшую покрыться тиной неподвижную воду. Путь и зрелище будет не из приятных…