Мгновения

Чтобы нам оказаться для Царствия годных кровей.

Что в четверг? – там бичи и соблазны уйти от распятья,

Ну, а пятницу – горе, от скорби дрожала земля,

Это некий рубеж, как бы планки невидимой взятье,

Только так можно видеть, без плотского в глазе бревна.

А в субботу – в мольбе поминание, тихий сочельник…

Воскресение – радость, поймёт, кто проделал сей путь,

А всё вместе – помол, мы же в жернове временных мельниц…

Муки, муки, мукА – кто поймёт, тем уже не свернуть.

* * *

Посадить бы сосну – лет за триста дойдёт до кондиций,

Ну, тогда можжевельник – здесь меньше отпущенный срок,

Что ещё посадить, чтобы было представлено в лицах –

То, что жил человек и оставить след суетный смог.

Друг мой, старый поэт, тот ещё сотворил и картины,

Что висят пока целы, и детям останется след,

Что ещё бы пощупать, от прошлого мира кровь стынет:

Только в памяти крохи, далёкий и призрачный свет.

Посадить бы слова, что приходят извне и нетленны,

В этом есть некий стимул, и вера, и мысли полёт:

Вырываемся ввысь, навсегда, если с Богом, мгновенно,

Если чисто и светло, и даже грядущему мёд.

* * *

Теплоход на реке – среднерусской картины прекрасной:

Это Вятка и Кама, Ока, связан с Волгою Дон,

И куда ему плыть? – он на родине общей, не частной,

Где причал его, пристань, что гонит несчастного вон.

У нас есть и вода, и достаточно шлюзов, каналов,

И свои пассажиры певали достойную песнь,

А потом понеслось: то за стягом от кровушки алым,

То за духом стяжанья, что дух и погибели есть.

Да нам дали же всё – и просторы и недра земные,

И сберечь это сможем не с Запада дружбою, нет,

Но пока пассажиры в оффшоры и туры на выезд…

– Дай, Господь, нам надежду – рассеять сей временный бред.

* * *

Не сошью я вам шубу и валенки нет, не подшиты,

Много разных умений не влезло в мой маленький лоб,

Нет огня кузнеца, мне дороже пропитанных ниток,

Чтобы связь появилась у слов, цепь подкованных строк.

Их железом не выжжешь и правду другим не представишь,

Пусть они не узорны и нет в них красот кружевных,

Они вроде органа с набором достаточным клавиш,

Чтоб сыграть эти песни и нет вдохновений иных.

Но слова и поддержат, и даже в годину согреют,

Не сотрутся подковой и искра даст нужный огонь,

Слог без ниток суров, и достаточно сшитый и клеек.

Звон набатный тревожный – один исключительно звон.

* * *

Кто поможет стране, ну, какие сверхмощные силы,

Есть отстой технологий, есть убыли умных людей,

Но с другой стороны: мы не раз этот путь проходили,

И ломал о державу все зубы и когти злодей.

Всё пропало, всё сдали, и даже в отстойники слили,

Всепропальщики в крике и очень довольны враги,

Но с другой стороны: это наши обычные были,

Как всегда, мы забыли, и встали не с этой ноги.

Вот для памяти нас изнутри и снаружи утюжат,

Не дают уйти в спячку, в безумие новых идей…

И растёт богатырь, исполин, на антихриста дюжий,

Нет, не в долларе дело, в взыскании Божьих детей.

* * *

Всё же армию гробят: не люди, не дурь, не приказы,

Это дух некий века, туда направляет концы…

Для чего и зачем, и в какие грядущие связи?

И кому в мышеловку заложить без платы в дар сыр?

Хотя дури хватает всегда и везде под завязку,

Ну, а в армии ярко всплывают изъяны времён,

Там истории шаг, а не просто текущая сказка,

Это бич для державы, развеять духовности сон.

На глазах и у нас раскололась на части эпоха,

И опять создаётся держава латанием дыр.

Ну, а нам остаётся за ближних солдатиков охать,

И молиться, молиться, врагам приготавливать сыр.

* * *

Птицы ночью молчат: ни чирикнут, ни каркнут, без трелей,

Может, ухнет сова, и услышим сквозь призрачный сон…

Это наша судьба, это мы рождены, в самом деле,

Средь духовного мрака, и кто же нам ставит заслон?

Почему мало гласа и ночь в беЗпроглядности длится,

Или так уже было, всё кружит на круги своя?

Не поможет ни филин, ни сирин, ни синяя птица,

И давно тьма и бес свою цель – погубить, не таят.

Все пророки давно и святые лет прежних отпели,

Кто-то ухает ночью, но тонет в пустыне их вопль,

Эти песни-стихи в черноту пробиваются еле,

Но и строчкой последней попасть можно точечно в лоб.

* * *

На земле уже нет уголка, где не вижу изъяна:

Там природа, там деньги, где очень пустой человек.

И всегда и везде образуется временем яма,

Всё течёт в энтропию, к последнему слою калек.

А за космос не знаю, гипотез и мифов не строю,

Про какое-то небо узнать и судить – не дано,

Да от этих картин поседеешь, ослабнешь и взвоешь,

Кто находит наркотик, кто женщин-мужчин и вино.

Но есть слой непреложный, невидим, духовного братства,

Это скрепы вселенной, каркас, беЗпрерывная нить,

Они могут за руки в молитве соборности взяться,

Не дано энтропии в нас душу и дух победить.

* * *

Куликовская битва и битва начала, на Калке,

Как давно это было, но сумма итогов томит…

Повороты страны и погибшее воинство жалко,

Там ковался и вырос изведанный род, генотип.

Эти типы потом непрерывно болезни косили:

Две войны мировые, гражданская, голод, ГУЛАГ,

Мы пролезли сквозь всё, для чего-то пригодные, в мыле…

Для защиты страны или как потребители благ?

Где-то искорки тлеют остатков бойцов и дворянства,

Родовое священство, да угли от вер и седин,