Midnight in Moscow

Я договорился о встрече в МИДе, чтобы передать ответ США на проекты договоров примерно в 19:30 по московскому времени 26 января. В министерстве сообщили, что заместитель министра иностранных дел Грушко встретится со мной и примет ответ. Когда я приехал в министерство, было пасмурно, шел снег и температура воздуха составляла 21°F. На ступенях, ведущих к главному входу в здание, который был закрыт и темный, лед. Большая группа представителей СМИ с камерами стояла неподалеку, ожидая моего приезда. Когда я вышел из машины и вместе с двумя своими коллегами вошел в министерство, там уже вовсю сверкали вспышки фотокамер. Единственной мыслью, пронесшейся в моей голове, была молитва к Богу, чтобы я не поскользнулся и не упал на лед на глазах у собравшихся СМИ. ФСБ была бы в восторге от такой фотографии.

Охранник пропустил меня в министерство, которое представляло собой внушительное здание - одно из исторических "Семи сестер", построенных Сталиным и завершенных в 1953 году. Даже в солнечный летний день в министерстве никогда не было гостеприимства. Темной, холодной, снежной ночью в январе, когда надвигалась война, здание с погашенным светом казалось прямо-таки зловещим.

Меня проводили в конференц-зал на верхнем этаже для встречи с Грушко, к которому присоединились четыре сотрудника МИД. Я вручил Грушко несколько копий ответа США объемом в несколько страниц, причем оригинальная версия была на английском языке, а копии любезно переведены на русский. Я рассчитывал, что вечером у меня состоится диалог с Грушко по поводу ответа после того, как он его прочтет.

Заместитель министра и его коллеги не спеша прочитали оригинал и перевод документа, отметив несколько незначительных исправлений в переводе. Когда они закончили, Грушко улыбнулся и сказал, что он мог бы ответить, пересказав свои обычные тезисы, которые я уже много раз слышал, но поскольку час уже поздний, он пощадит нас обоих. И снова никакой предметной дискуссии с русскими не будет. Они ответят в письменном виде в свое время. Встреча в МИДе закончилась менее чем через час, и я вышел на снег и лед московского зимнего вечера, чтобы вернуться в посольство.

Фотография, на которой я прибыл в министерство иностранных дел с американским ответом, за одну ночь широко разошлась по международным СМИ. Когда Грейс увидела ее, она позвонила мне, чтобы сказать, что погода была ужасной и что мне повезло, что я не поскользнулся и не упал на заднюю часть перед собравшимися камерами. Я рассмеялся и рассказал ей о молитве, которую я прочитал, когда шел на служение. Даже после столь долгой разлуки мы по-прежнему думали одинаково.

Министр иностранных дел Лавров быстро ответил на письменные материалы США и НАТО в письме на имя секретаря Блинкена 28 января. Лавров посетовал, что в обоих документах неверно охарактеризован "принцип равной и неделимой безопасности, который является основополагающим для всей архитектуры европейской безопасности". Лавров сослался на ряд предыдущих соглашений ОБСЕ, к которым присоединились США, члены НАТО, Россия и Украина - Хартию европейской безопасности (1999) и Астанинскую декларацию (2010) - и на которые опирались США и НАТО, утверждая "право каждого государства-участника на свободу выбора или изменения своих механизмов безопасности, включая союзные договоры, по мере их развития".

Лавров утверждал, что "коллективный Запад", как россияне называли США и их союзников, ошибается, опираясь на это "право", утверждая, что Украина может принимать собственные независимые решения по вопросам национальной безопасности и выбирать вступление в НАТО. Лавров утверждал, что "право", закрепленное в соглашениях ОБСЕ, напрямую обусловлено "обязательством каждого государства не укреплять свою безопасность за счет безопасности других государств". Это и есть лавровский принцип "неделимой безопасности". По его мнению, если Россия становится небезопасной - по ее собственной субъективной оценке - в результате решения о безопасности, принятого другой европейской страной или группой стран, то это решение является нелегитимным и недопустимым.

Но были непреодолимые проблемы с легалистской конструкцией "неделимой безопасности" Лаврова, которая, по его словам, означает, что "есть безопасность для всех или нет безопасности ни для кого". Это клише не может отменить или подорвать суверенное право нации принимать решения по обеспечению собственной национальной безопасности. Если бы это было так, то наступил бы хаос. Любая страна могла бы сослаться на собственную субъективную незащищенность, чтобы возразить против решения другой страны. Более того, русские никогда не позволят другой стране применять этот стандарт к России. Согласится ли Лавров с тем, что украинская, польская, румынская, датская или испанская небезопасность дает любой из этих стран право возражать против решения Москвы в области безопасности? Конечно же, нет. Украина четко заявила о своей понятной неуверенности, вызванной решениями и действиями России. Заставило ли это Россию изменить свою воинственную позицию? Конечно, нет.