Midnight in Moscow

Пока я наблюдал за речью Путина, десятки тысяч российских войск, танков, самолетов и ракет пытались захватить Украину с трех направлений: с юга из Беларуси, с запада из России и с севера из Крыма. Происходило массированное, скоординированное вторжение, о котором российское правительство менее чем за семь дней до этого заявило, что его не будет и даже не планируется. Война, война России, началась.

Хотя я был уверен, что Путин начнет масштабную войну в Европе, я был также уверен, что Украина не сможет долго сопротивляться российскому вторжению. Таково было общее мнение военных и разведывательных экспертов, с которыми я консультировался в правительстве США и за его пределами на протяжении многих месяцев. Российское руководство, начиная с Путина, Патрушева и далее, было столь же уверено в своей способности подчинить себе Украину. Их позицию подтверждали неоспоримые факты. Огромные размеры России и ее вооруженных сил (как сказал Байден, "одна из крупнейших армий в мире") по сравнению с Украиной и ее вооруженными силами были настолько превосходящими, что я не мог себе представить, что Зеленский и демократически избранное правительство в Киеве смогут выжить.

Я ожидал исхода, подобного операции "Дунай" - вторжению Варшавского договора в Чехословакию ("братская помощь", по тогдашнему советскому выражению) 20 августа 1968 года, положившему конец Пражской весне. Советский премьер Леонид Брежнев отдал приказ сотням тысяч солдат и тысячам танков - на тот момент это была крупнейшая военная акция в Европе со времен Второй мировой войны - вторгнуться в страну и отменить либеральные реформы, начатые чешским лидером Александром Дубчеком. Я думал, что лучшее, на что можно было надеяться лично Зеленскому, - это судьба Дубчека, которого арестовали и отправили в Москву для "переговоров", а затем вернули в Прагу и в конце концов сослали в Братиславу для работы в государственном лесном ведомстве. Зеленскому должно было повезти, считал я. Российские военные нацелились на него и его правительство: большая бронированная колонна танков двигалась на юг из Белоруссии, а воздушный десант должен был захватить Киев.

Сидя 24 февраля в своем кабинете в посольстве в Москве, за сотни миль к северо-востоку, я находился в безопасности за линией фронта конфликта. Мои коллеги из миссии США на Украине, находившиеся по другую (гораздо более опасную) сторону линии фронта, были окончательно эвакуированы в Польшу за несколько дней до начала вторжения. Хотя я внимательно следил за поразительно ужасными событиями в Украине, моей первоочередной обязанностью была безопасность миссии США в России, поэтому сейчас мое внимание было обращено именно на этот насущный вопрос.

После просмотра речи Путина и анализа кабельного трафика в Вашингтон и из Вашингтона за ночь я созвал в 9:30 утра заседание комитета по чрезвычайным действиям с участием старших руководителей посольства, чтобы проанализировать наши операции и угрозы для миссии и американцев в России. Ситуация в посольстве была напряженной. Здесь было меньше дружеских шуток и больше беспокойства о семьях и детях, живущих на территории комплекса. Я внимательно следил за нашей безопасностью, хотя за пределами комплекса не было ни демонстраций, ни других необычных действий, направленных против нас, помимо обычных проверок и преследований со стороны ФСБ. Мы решили сохранять бдительность и регулярно собираться в ближайшие дни.

Вскоре в посольство стали поступать просьбы от американских граждан о помощи в выезде из России. 20 февраля мы выпустили последнее предупреждение для американцев, находящихся в стране, о повышенных угрозах, и шок от начала войны побудил некоторых сомневающихся уехать. Один из членов AmCham, который скептически отнесся к моим предыдущим предупреждениям о вероятности и масштабах новой войны в Украине, позвонил мне по дороге в аэропорт и сообщил, что он покидает Россию в обозримом будущем. Я не почувствовал никакого удовлетворения, когда он сказал мне, что я был прав. Ситуация была слишком ужасной, и в моей голове проносились мысли обо всем, что мне нужно было сделать, и обо всех ужасных вещах, которые еще могли произойти и к которым я должен был быть готов: нападения на американских граждан или американских дипломатов, бурные протесты у посольства или мое изгнание с поста посла.