«О, Ваше Превосходительство ! Какія предначертанія давно таятся въ умѣ моемъ !... Впрочемъ, надобно знать, то-ли будетъ нашъ Университетъ , что привыкъ я разумѣть подъ этимъ словомъ.
—Я думаю, потому что онъ будетъ образованъ точно по примѣру иностранныхъ. Только все еще рано говорить объ этомъ.
Помолчавъ немного , Шуваловъ прибавилъ :
—Послушайте, Г. Ломоносовъ! Я хочу обратиться къ вамъ съ просьбой, потому что не смѣю назвать этого совѣтомъ.
«Что такое, Ваше Превосходительство?
— Вы , кажется , много занимались Россійской Исторіей?
Непріятное чувство толкнулось въ сердце Ломоносова. Однакожъ онъ довольно спокойно сказалъ :
«Точно такъ , я занимался ею въ юныхъ своихъ лѣтахъ; но я уже давно отсталъ отъ этого предмета.
— Почему-же опять не заняться вамъ имъ ? Я убѣжденъ , что въ Россіи нѣтъ человѣка, способнѣе васъ для этого. Мы не имѣемъ Исторіи своего отечества, и кажется еще долго не будемъ имѣть. Сужу, потому, что знаю кто и какъ занимается ею. Напримѣръ Миллеръ ! Человѣкъ съ большими свѣдѣніями, трудолюбивый, изыскательный; но онъ вѣчно останется съ своими замѣтками, вѣчно будетъ сбирать, записывать , и не произведетъ ничего цѣлаго. Намъ не то надобно ! Намъ надобно полную Исторію, написанную хорошимъ перомъ. И что, если-бы вы написали ее ?
« Ваше Превосходительство ! Теперь я не могу отвѣчать вамъ ничего, Позвольте мнѣ по думать, сообразить свои средства и силы.
—О, ихъ достанетъ у васъ; пособія будутъ вамъ даны, какія хотите. Надобно только доброе ваше желаніе.
— Не дэю слова, и не отказываюсь. Чередъ
нѣсколько дней буду имѣть честь явиться къ вамъ съ обѣщаніемъ или извиненіемъ.
Ломоносовъ не хотѣлъ сознаться, не только Шувалову, но и самому себѣ, что Россійская Исторія не его предметъ; не хотѣлъ особенно
послѣ ссоры съ Миллеромъ , къ которой была она безвиннымъ поводомъ. Желая угодить своему благодѣтелю , онъ возобновилъ въ памяти прежнее, перелистовалъ нѣсколько книгъ, и тотчасъ началъ сочинятъ планъ. Запутанность всѣхъ путей на этомъ поприщѣ , необработанные , невѣрные матеріалы, и самая огромность труда заставили его сначала задуматься. Онъ увидѣлъ, что хаосъ Русской Исторіи требуетъ большихъ предварительныхъ занятій, и рѣшился прежде всего написать Лѣтопись , то есть хронологическое указаніе событій. Это могло служить для него самого пріуготовительнымъ ознакомленіемъ съ источниками Русской Исторіи , и вмѣстѣ съ тѣмъ показать Шувалову, что онъ готовъ исполнять его волю.
Черезъ нѣсколько дней онъ принесъ къ нему свой планъ занятій Русскою Исторіею. Шуваловъ долго вникалъ въ него, разсуждалъ о немъ, и наконецъ одобрилъ всѣ предположенія своего любимца. Какъ будто мимоходомъ , кстати, онъ просилъ его написать нѣсколько надписей къ прозрачнымъ картинамъ при будущей иллюминаціи. Ломоносовъ уже привыкъ работать по заказу, и потому безъ удивленія , даже съ удовольствіемъ принялъ на себя и этотъ заказъ. Но возвращаясь отъ Шувалова домой, онъ почти съ досадой подумалъ, что отъ него безпрестанно требуютъ новыхъ услугъ, а сами
не хотятъ исполнитъ небольшой просьбы о пособіи въ мозаическихъ работахъ. Покровитель его даже не упомянулъ объ этомъ, хоть онъ уже давно просилъ его быть заступникомъ своимъ у Императрицы.
Занятія Русскою Исторіей были для него скучны, даже непріятны, по многимъ причинамъ. Во-первыхъ , онъ не чувствовалъ въ себѣ никакого призванія къ Исторіи вообще. Во-вторыхъ , ссора съ Миллеромъ не могла не оставитъ на душѣ его черной тѣни , и предметъ, который всякій разъ напоминалъ ему нехорошій поступокъ, отъ этого самаго казался еще тягостнѣе. Наконецъ, онъ покидалъ для нелюбимаго занятія свои задушевные труды. О! послѣ этого могла-ли двигаться его Русская Исторія? Нѣтъ! онъ продолжалъ изысканія надъ нею, но продолжалъ какъ поденьщикъ заданную работу. Не льзя не прибавить , что всякая Наука , всякое Искуство , необходимо требуетъ
надъ Русскою Грамматикою, изслѣдывалъ электричество , и наконецъ забывалъ и Исторію и
все для своей Мозаики. Впрочемъ, онъ отдыхалъ за нею, радовался своими успѣхами, и жалѣлъ только , что у него мало средствъ для обширныхъ работъ мозаическихъ: онѣ требовали денегъ.
Признательность къ Шувалову не удерживала его иногда отъ нетерпѣливыхъ движеній.
«На что дали они мнѣ этотъ чинъ Коллежскаго Совѣтника !» думалъ онъ. « Лучше было обратить вниманіе на Мозаику, это невѣдомое у насъ Искуство, для котораго нѣтъ у меня средствъ. Иванъ Ивановичъ очень добръ , привѣтливъ; а что-бы ему замолвить слово за нее!
Онъ навязалъ на меня Россійскую Исторію. Но я чувствую, что не созданъ для нея , и отъ того она идетъ у меня такъ вяло. Напротивъ, сколько прекраснаго сдѣлалъ-бы я для моего Искуства !»