Мир, в котором меня ждут. Ингрид

Ингрид подняла эту доску. Она была тяжёлой, изогнутой, и Ингрид не могла понять, что это и для чего.

– Иоганн, что это? – спросила мальчика она.

– Это балансир.

– А для чего он?

Иоганн оторвался от своей игры и велел положить доску выпуклой частью на пол. Два конца доски качались в воздухе как перекидные качели.

– А, я поняла, спасибо, Иоганн!

Ингрид встала на концы доски и начала качаться. Надо было соблюсти равновесие, что у неё получалось не очень. Пока она стояла на балансире, Иоганн увидел её рисунок и сказал, что он очень красивый.

В этот момент дверь раскрылась и вошёл Георг Меркурий вместе с сыном. Георг-младший, как только увидел Ингрид на балансире, сразу закричал:

– А-а-а, уйди оттуда!

Ингрид от неожиданности чуть не упала. Он продолжал:

– Папа, запрети ей, это моё!

– Георг, – резко прервал его отец, – остановись, ты в гневе.

Действительно, малыш покраснел за считанные секунды и топал ногой. Ингрид не знала, как реагировать. Ей за такое поведение в детстве просто отвесили бы подзатыльник.

– Георг, эта игрушка здесь общая, и Ингрид может её брать, – ровным тоном сказал ему отец.

– Нет, здесь всё моё! – начал кричать он.

– Георг, ты злишься, что Ингрид пришла в игровую и взяла балансир.

– Да, я не хочу, чтобы она тут была!

– Ингрид здесь такая же хозяйка, как и ты.

– Нет!

– Ингрид тебе как сестра.

– Сестра?! – выпалил он. В его детской голове это явно не укладывалось.

– Да, Георг, у тебя есть брат Иоганн и сестра Ингрид.

Малыш ещё сердился и дёргал руками, пока отец мягко его держал и не давал делать опрометчивых движений.

– Сегодня перед обедом мы пойдём все вместе кататься на санях, – сказал Георг Меркурий, – мы с тобой, Иоганном и Ингрид.

– Нет, – сын бросился на шею отца, – хочу только с тобо-о-ой… – заплакал он.

Ингрид очень хотелось покататься на санях, но камнем преткновения стала чистая детская ревность. Чтобы не распалять детский гнев ещё больше, Ингрид решила воспользоваться советом мамы, который та давала всегда, если Эрик начинал плакать и кричать: уступить младшему.

– Вы можете покататься на санях без меня. Я в это время пойду в оранжереи.

Детское зарёванное лицо повернулось к ней:

– Нет! – снова выпалил он.

Иоганн, который в это время стоял чуть дальше, решил вмешаться. Он взял листок с рисунком Ингрид и показал его Георгу:

– Смотри, как красиво Ингрид нарисовала Этузу!

Сердце Ингрид дрогнуло, и не зря. Георг рывком схватил рисунок и, смяв его, крикнул:

– Нет! Некрасиво!

– Георг! – хозяин повысил голос так, что стало страшно, и схватил сына за руки, – Георг, это слишком! Ты не прав, Георг!

Мальчик разжал пальцы и сел на пол, громко воя, Георг Меркурий всё ещё держал сына за руки.

– Георг, ты можешь злиться и говорить об этом. Но портить чужие рисунки нельзя!

Ингрид подняла свой рисунок. Ей было очень горько видеть, что его смяли. Опекун же продолжал довольно громким, но ровным и твёрдым голосом:

– Георг, мне не нравится, как ты себя ведёшь, это недостойно! Ты должен немедленно извиниться перед Ингрид.

– Не бу-у-ду-у-у!.. – ревел он.

– Георг, ты наказан. Никаких саней, до обеда ты сидишь здесь. Я с тобой буду разговаривать, когда ты извинишься перед Ингрид.

Георг Меркурий отпустил его руки, сын их дёрнул в сторону, затих и сильно насупился.

Хозяин подошёл к девочке и посмотрел её рисунок.

– Очень красиво. Этуза получилась как живая.

– Этуза – так зовут попугая? – спросила Ингрид.

– Да, Этуза – это наша пташка.

– Какое интересное имя.

– Оно переводится как «петрушка», у неё на шее узор похож на её листья.

С полу донеслось рычание, насупившийся малыш Георг сидел на полу, смотрел исподлобья и издавал бурчащие звуки. Отец на это отреагировал холодно:

– Ты наказан.

Георг Меркурий прикрепил рисунок канцелярскими гвоздиками высоко на доске, которую использовали для всяких рисунков и записей.

– Что ж, Ингрид, вы хотели пойти в оранжереи, а мне нужно успеть завершить свои скучные дела, пока не приехали гости. Иоганн, ты хочешь пойти с Ингрид?

Иоганн отказался. Тут вернулась Неда, Георг Меркурий сказал ей о наказании сына, после чего она села читать вслух детскую книгу.

По дороге в оранжереи опекун сказал ей:

– Ингрид, простите за поведение моего сына. Он ещё маленький, мы видимся редко, поэтому он очень боится потерять меня. Ревнует к каждому стулу. Ему ведь так не повезло, что нет его мамы…

– А где же ваша жена? Она… тоже погибла, как и многие здесь?

– Нет… Она очень даже жива. Скорее всего.

Ингрид перебирала в голове все возможные варианты. Если мать Георга жива, то никак не могло так статься, чтобы они разошлись, для Междумирья это вопиющая дикость. Даже если развод – чисто теоретически – тут возможен, то уж точно мать появлялась бы в то время, когда отца нет в поместье, и вообще хотя бы изредка навещала сына. Оставался только один вариант, и Ингрид осторожно спросила:

– Неужели Георг… сын земли?

По глазам опекуна она поняла, что попала в точку.

– Верно, Ингрид. Это действительно так. Даже по его поведению это видно, терпения у него совсем нет.

– Ему всего-то четыре года, у моего кузена тоже с терпением беда. Он ещё капризнее.