Мировые финасовые кризисы. Мании, паники, крахи

В декабре 1996 г. председатель Федерального резервного управления Алан Гринспен впервые употребил термин «иррациональное изобилие». Индекс Доу Джонса в тот момент был на отметке 6300 пунктов, a NASDAQ — 1300 пунктов. Гринспен всегда был очень и очень осторожен с цифрами; кажется очень маловероятным, что он стал бы комментировать состояние рынка акций, если бы действительно не считал, что акции уже тогда были переоценены как минимум на 15-20%. В конце декабря 1999 г. индекс Доу Джонса достиг уровня в 11 700 пунктов, a NASDAQ — 5400 пунктов, и рыночная стоимость акций, торгуемых на NASDAQ, составила 80% от рыночной стоимости акций, торгуемых на Нью-Йоркской фондовой бирже (NYSE).

В конце 1990-х гг. цены акций, представляющих новую экономику — так называемых «доткомов», объединявших компании, занимающиеся электронной коммерцией, волоконной оптикой, производством серверов, электронных компонентов, программного обеспечения, информационными технологиями и телекоммуникациями, — торговавшихся на NASDAQ, росли намного быстрее, чем цены акций компаний, представлявших «старую экономику», таких как GE, GM, AT&T и Time-Life, торговавшихся на NYSE. Но эффект, основанный на энтузиазме рыночной публики в отношении высоких технологий и их роли в будущем, был достаточно заразным для того, чтобы подтянуть вверх и цены акций старых компаний.

Казалось, что события, происходящие в сфере информационных технологий, управляют финансами. Компьютеры становились намного более мощными и менее дорогими. Затраты на передачу и хранение информации резко снижались. Закон Мура, согласно которому стоимость единицы компьютерной мощности должна снижаться по норме 30% в год, выполнялся неукоснительно. Всемирная паутина быстро развивалась, и территориально разделенные рынки становились связанными. Компьютеры заменяли людей в торговле акциями. Люди могли заказывать через Интернет билеты на самолет. Волоконная оптика связала восточное побережье Атлантики с западным, и стоимость международных телефонных переговоров снизилась до уровня стоимости внутригородских звонков. Увеличивалась мощность серверов и емкость запоминающих устройств. Создавались тысячи — десятки тысяч — новых компаний, которые специализировались на передаче и хранении информации, а прибыли венчурных капиталистов, финансировавших эти предприятия, были настолько высокими, что в рисковые инвестиции вливался все более мощный финансовый поток от частных лиц, пенсионных, университетских и благотворительных фондов. Фантастический рост опережающего спроса на размещавшиеся в рамках проводимых IPO акции новых компаний вынуждал инвестиционных банкиров распределять значительное количество акций среди своих самых ценных клиентов. Инвестиционные банки становились очень богатыми; у них был востребованный рынком продукт» поскольку инвесторы были убеждены в том, что покупка акций обязательно принесет им прибыль.

Никто не может ответить на вопрос, в какой момент рациональное изобилие трансформировалось в иррациональное. Мысль о том, что на рынке американских акций сформировался огромный ценовой «пузырь», в разное время овладевала инвесторами. Впервые о возникновении «пузыря» заговорили весной 1995 г., за 18-20 месяцев до комментария Гринспена, в котором он упомянул об «иррациональном изобилии». Котировки акций за 1995 г. выросли на 34% и еще на 25% — за первые И месяцев 1996 г., тогда как в 1994 г. наблюдалось падение цен на 2%.

Причины возникновения приливной волны на американском фондовом рынке в 1995 и 1996 гг. могут быть найдены в двух различных аспектах мексиканского финансового кризиса 1994 г.; каждый из этих аспектов имел прямое и косвенное влияние. Прямое влияние оказывала девальвация мексиканского песо, что привело к внезапному изменению характеристики мексиканского торгового баланса от дефицита в $20 млрд в 1994 г. к 7-миллиардному профициту в следующем году. Зеркальным отражением этого процесса было увеличение американского торгового дефицита примерно па $25 млрд, поскольку Соединенные Штаты были крупнейшим торговым партнером Мексики. В итоге капиталы из Мексики потекли в Соединенные Штаты (хотя это было лишь скромной прелюдией к событиям, которые произошли позднее, в 1997 г., после азиатского финансового кризиса в результате критических изменений торговых балансов азиатских стран). Денежный поток из Мексики в Соединенные Штаты привел к увеличению цен американских ценных бумаг. Второй аспект заключался в том, что ФРС смягчила свою денежную политику и полностью отказалась от сужения денежного рынка, проводимого в 1994 г.

Альтернативной датой начала раздувания американского ценового «пузыря» является лето 1998 г., ознаменованное последствиями азиатского финансового кризиса, дефолтом в России и крахом фонда Long-Term Capital Management. Резкая девальвация азиатских валют привела к тому, что американский торговый дефицит увеличился до более $150 млрд.