Мировые финасовые кризисы. Мании, паники, крахи

Без каких-либо подсказок и советов Федеральное резервное управление под руководством нового председателя Алана Гринспена немедленно приступило к активным операциям на открытом рынке после 19 октября 1987 г. и осуществило мощные денежные инъекции, или, по выражению Бейджхо-та, раздачу денег «направо и налево». Федеральное правительство руками Гринспена обеспечило ликвидность и в том случае, когда это требовалось для того, чтобы справиться с азиатским финансовым кризисом, разразившимся в 1997 г., крахом российской финансовой системы и фонда Long-Term Capital Management летом 1998 г., с ожидаемым в последние несколько месяцев 1999 г. кризисом, связанным с переходом компьютерных систем на двухтысячный год, а также в ответ на резкое падение котировок акций в 2000 и 2001 гг.

Кому и на что?

Сформулированная Бейджхотом идея состояла в том, что ссуды должны предоставляться всем обратившимся на основе достаточного имущественного залога «в требуемом объеме» [46]. Вместе с тем, спустя два года после публикации работы «Ломбардная улица» Бейджхог выступил против предложения возложить функции последней кредиторской инстанции на специальных уполномоченных, назначенных правительством, на том основании, что они могут распределять кредиты «не по назначению». Они будут находиться под политическим давлением, в то время как Государственный байк Англии является «органом, отгороженным от политических интересов и не подверженным политическому давлению» [47].

Представление Бейджхота о том, что Центральные банки защищены от политического давления, кажется наивным. Дилемма, относящаяся к имущественному залогу, заключается в том, что разумность применения этого метода зависит от продолжительности кризиса; чем дольше длится паника, тем сильнее падают цены ценных бумаг, векселей и товаров, а следовательно, и стоимость имущественного залога. В этом случае особую значимость приобретает личность заемщика, то есть то, чему Д. П. Морган, по свидетельствам, придавал исключительную важность. Однако здесь будет уместно вспомнить известное ироничное высказывание о том, что банкиры охотно одалживают деньги только тем, кому они меньше всего нужны.

Центральные банки, как правило, действуют в соответствии с установленными правилами [48]. Когда эти правила не могут быть легко нарушены — как в случае с законом о ФРС 1913 г., который разрешал учитывать в качестве резервов для депозитов и эмиссии банкнот ФРС только золотые и переводные векселя, но не правительственные ценные бумаги, — это часто вызывает неудобства. Но не меньше неприятностей возникает и в том случае, когда правила могут быть с легкостью нарушены. Уникальность такого инструмента, как гарантийное письмо министра финансов, состояла в том, что оно соблюдало правило, одновременно его нарушая, и не создавало прецедент, по крайней мере, в течение некоторого времени. Банк Франции и Рейхсбанк в определенные периоды своей истории учитывали только векселя, имеющие, как минимум, три подписи. Однако по своему усмотрению они могли отказывать в приеме соответствующих этому условию векселей на основании их «сомнительности», или личности заемщика, что давало последней кредиторской инстанции такую власть карать или миловать, которая не всегда могла применяться с полной объективностью. Существует множество литературных примеров, содержащих обвинения в продажности в отношении директоров Центральных банков. Протестантские и еврейские директора Банка Франции подозревались в том, что они наказали поддерживаемый католиками Union Generate в 1882 г., но спасли «свойский» Comptoir d'Escompte в 1888 г. [49]. Во время кризиса 1772 г. выпущенные Государственным банком Англии новые инструкции, предписывавшие отказ от учета сомнительных бумаг, интерпретировались некоторыми как попытка навредить еврейским торговым домам в Амстердаме, которые в наибольшей степени были вовлечены в спекуляции.

Было еще решение Государственного банка Англии отказаться от учета векселей шотландских банков и, наконец, полное прекращение дисконтных операций, которое, как полагали, являлось «преднамеренным шагом, сделанным с целью подорвать позиции группы голландских спекулянтов» [50]. От подобных действий особенно часто страдали неугодные учреждения. Так, синдикат банков отказался протянуть руку помощи Нью-Йоркскому банку Соединенных Штатов в декабре 1930 г. в наказание за его своенравное поведение [51].