Влияние на Китай
В своей книге «Следующий миллион лет» Чарльз Галтон Дарвин отмечает, что каждый, кто хочет оказать ощутимое влияние на человеческую историю, имеет на выбор три уровня, чтобы действовать на них. Агент влияния может выбрать непосредственную политическую деятельность, создать вероучение или попытаться генетически изменить человека как вид. Первый метод наименее надежен, так как результаты политических действий редко переживают того, кто их осуществляет. Третий невыполним, так как даже если бы мы располагали знаниями и технологиями, политику в отношении генетики было бы трудно проводить даже в течение краткого периода и от нее почти наверняка отказались бы еще до достижения ощутимого эффекта. «Вот почему, – заключает Дарвин, – вероучение – лучшее, на что может возлагать практические надежды человек, желающий управлять своей будущей участью»[149]
.История не знает более наглядного подтверждения этих слов, нежели труд Конфуция. На протяжении более чем двух тысяч лет его учения оказывали глубокое влияние на четверть населения земного шара. Их возвышение воспринимается как история успеха, ибо неслыханный итог на первый взгляд ничем не примечательной карьеры Конфуция положил начало целому сословию ученых, которые стали правящей элитой страны, а сам Конфуций – наиболее видной фигурой в истории Китая. В 130 г. до н. э. конфуцианские тексты были сделаны основной дисциплиной для подготовки чиновников и остались таковыми (с перерывом на период политического распада в 200–600 гг.) вплоть до самого падения империи в 1905 году. При той же династии Хань конфуцианство стало, по сути дела, государственной религией Китая; в 59 г. н. э. во всех городских учебных заведениях было приказано совершать жертвоприношения Конфуцию, а в VII–VIII веках в каждой провинции страны возводились храмы в качестве святилищ самого Конфуция и его наиболее выдающихся учеников. Знаменитые китайские экзамены на звание государственных чиновников, придавшие демократический характер государственной службе за столетия до того, как остальной мир смог хотя бы мечтать об этом, строились на корпусе конфуцианских текстов. При династии Сун (с конца Х и до конца XIII века) эта система была усовершенствована и сохранялась до начала нашего века.
Общую мысль о силе «вероучения» Дарвин продолжает словами о том, что «китайскую цивилизацию [для формирования которой так много сделало вероучение Конфуция] следует принять как образец в большей мере, чем какую-либо другую цивилизацию мира». Мы не станем заходить настолько далеко. За неимением мерила, с помощью которого можно было бы качественно ранжировать цивилизации, мы довольствуемся количественной оценкой, где объективный рассказ ведут цифры. В отличие от Европы и даже Индии, Китай оставался объединенным, создавая политическую структуру, которая в период своего расцвета охватывала треть человеческого рода. Китайская империя просуществовала в условиях господства ряда династий на протяжении более чем двух тысячелетий – по сравнению с таким сроком империи Александра Македонского, Юлия Цезаря и Наполеона выглядят эфемерными. Если же помножить количество лет, которое просуществовала империя, на численность населения в ней в средний год, в количественном отношении она окажется самым впечатляющим социальным институтом, какой когда-либо создавали люди.