Читаем Мировые религии. Индуизм, буддизм, конфуцианство, даосизм, иудаизм, христианство, ислам, примитивные религии полностью

Значение, которое в Китае придается семье – к которой относятся три из пяти постоянных взаимоотношений Конфуция, – не нуждается в комментариях. Некоторые синологи утверждают, что с учетом поклонения предкам и сыновней почтительности семья выступает в роли подлинной религии китайского народа. В китайских именах на первом месте стоит фамилия и лишь после нее значится личное имя. Большая китайская семья из нескольких поколений прекрасно сохранилась в ХХ веке, о чем свидетельствует следующий отчет: «В одну семью могут входить представители восьми поколений, в том числе братья, дяди, двоюродные деды, сыновья, племянники и сыновья племянников. До тридцати отцов со своим потомством, каждый со своими предками и потомками вплоть до дедов и внуков, могут сосуществовать в одном большом доме и составлять всего одну семью»[151]. Столь же сложен китайский лексикон для семейных взаимоотношений. Пользоваться единственным словом, обозначающим брата, слишком неудобно; должно быть два слова, чтобы различать, старше он или моложе того брата или той сестры, которые говорят о нем. Точно так же обстоит дело с сестрой, с тетей и дядей, с дедушкой и бабушкой: разные слова требуются, чтобы указать, родственниками с какой стороны – с отцовской или материнской – они приходятся. Словом, существуют названия для ста пятнадцати различных степеней родства членов большой китайской семьи[152]. Прочные семейные узы могут сковывать, но приносят и преимущества, и это справедливо для жителей Восточной Азии по сей день. Достаточно вспомнить о низкой преступности – количество краж со взломом в Японии составляет 1 % от американского – и впечатляющие успехи иммигрантов из Восточной Азии за рубежом; уровень просроченных платежей по кредитам у них низкий, продвижения по социальным лестницам и достижений – высокий. Семьи регулярно вносят вклад в продолжение образования даже дальних родственников.

Привычка смотреть снизу вверх на старшего партнера в трех из пяти постоянных взаимоотношений конфуцианства помогла возвести восточноазиатское уважение к возрасту до грани преклонения. Когда кто-нибудь на Западе признаётся, что ему пятьдесят, ему наверняка ответят: «С виду вам не дашь и сорока». В традиционном Китае вежливый ответ скорее будет другим: «А выглядите вы на все шестьдесят». В середине 80-х годов ХХ века пожилого человека, приехавшего в Японию, его знакомый японец спросил, насколько тот мудр. Вопрос вызвал замешательство, японец догадался, что допустил ошибку. Извиняясь за свой слабый английский, японец пояснил, что хотел спросить приезжего о возрасте. Если сравнить этот случай с западным отношением к возрасту – «в сорок переваливаешь через вершину и дальше катишься под гору все быстрее» – контраст разителен. Сталкиваясь с неизбежностью телесного упадка, Китай создавал социальные структуры, поддерживающие дух. С каждым проходящим годом человек мог рассчитывать на более заботливое отношение со стороны родных и товарищей, а также (как мы уже отмечали) на более уважительное внимание к его словам.

Учение Конфуция о срединном пути сохраняется по сей день – в предпочтении, которое китайцы выказывают взаимодействию, содействию и посредничеству в противовес жестким, обезличенным методам. До недавнего времени судебные тяжбы считались чем-то позорным, признанием человека в своей неспособности уладить разногласия с помощью компромиссов, при типичном участии семьи и коллег. Для Китая статистики нет, но в середине 80-х годов ХХ века в Японии с учетом численности ее населения на каждого юриста приходилось двадцать четыре юриста в США. Проблема переговоров связана со специфическим восточным феноменом «лица», так как в контексте судебного решения с его оттенком победы-поражения та сторона, против которой выступил суд, теряет лицо. Это серьезный вопрос, потому что если приходится быть на короткой ноге с товарищами по работе, в долгосрочной перспективе психологическая победа над ними ничего хорошего не сулит.

Перейти на страницу:

Все книги серии Религии, которые правят миром

История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре
История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре

Библия — это центральная книга западной культуры. В двух религиях, придающих ей статус Священного Писания, Библия — основа основ, ключевой авторитет в том, во что верить и как жить. Для неверующих Библия — одно из величайших произведений мировой литературы, чьи образы навечно вплетены в наш язык и мышление. Книга Джона Бартона — увлекательный рассказ о долгой интригующей эволюции корпуса священных текстов, который мы называем Библией, – о том, что собой представляет сама Библия. Читатель получит представление о том, как она создавалась, как ее понимали, начиная с истоков ее существования и до наших дней. Джон Бартон описывает, как были написаны книги в составе Библии: исторические разделы, сборники законов, притчи, пророчества, поэтические произведения и послания, и по какому принципу древние составители включали их в общий состав. Вы узнаете о колоссальном и полном загадок труде переписчиков и редакторов, продолжавшемся столетиями и завершившемся появлением Библии в том виде, в каком она представлена сегодня в печатных и электронных изданиях.

Джон Бартон

Религиоведение / Эзотерика / Зарубежная религиозная литература

Похожие книги

100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное