Читаем Мировые религии. Индуизм, буддизм, конфуцианство, даосизм, иудаизм, христианство, ислам, примитивные религии полностью

Для дзэн-буддизма рациональное мышление является если не ядром с цепью, не дающими разуму подняться над землей, то по крайней мере слишком короткой лестницей, чтобы достичь высот истины. Следовательно, эти ограничения приходится преодолевать, именно для этого и предназначены коаны. А если рассудку они кажутся возмутительными, нам следует вспомнить, что дзэн-буддизм и не предназначен для того, чтобы задобрить приземленный разум. Их цель прямо противоположна: растревожить разум, вывести его из равновесия и в конечном итоге спровоцировать бунт против плена канонов. Но это еще слишком мягко сказано. Вынуждая рассудок биться над тем, что с его нормальной точки зрения – не что иное, как абсурд в чистом виде, заставляя его сочетать то, что обычно воспринимается как несочетаемое, дзэн-буддизм стремится привести разум в состояние возбуждения, в котором он мечется в своей логической клетке с отчаянием загнанной в угол крысы. Посредством парадоксов и нелогичностей дзэн-буддизм провоцирует, будоражит, раздражает и в конечном итоге изнуряет разум до тех пор, пока тот не поймет, что мышление в любом случае не более чем мышление о чем-либо, а чувство – не более чем чувство к чему-либо. А потом, заведя рациональный ум, куда требуется, – по сути дела, в тупик, – дзэн-буддизм рассчитывает, что вспышка внезапного озарения станет мостом через пропасть между жизнью из вторых и жизнью из первых рук.

Свет вспыхивает в тайных уголках…Там логика мертва…Но тайны всей земли растут в глазах[102][103].

Прежде чем мы отмахнемся от этого странного метода, как совершенно чуждого нам, неплохо бы вспомнить, что Кьеркегор считал медитацию на парадоксе вочеловечения – логической абсурдности Бесконечного, которое становится конечным, Бога, который становится человеком, – самой благодарной из всех христианских практик. Коан выглядит нелогичным потому, что рациональное мышление действует в структурно упорядоченных границах. Вне этих границ в коане нет противоречия, в нем чувствуется собственная логика, которую можно назвать римановой логикой. Сразу после разрушения ментального барьера коан становится доступным пониманию. Подобно будильнику, он заведен с таким расчетом, чтобы пробудить разум от сна рациональности. В пределах досягаемости оказывается более высокая степень ясности.

Со своим коаном дзэн-буддистский монах мучается не в одиночку. Книги не приносят пользы, коаны, над которыми ведется работа, не обсуждаются с другими монахами, ибо при этом удается получить лишь ответы из вторых рук. Но в среднем дважды в день монах встречается со своим наставником в ходе частной «консультации по вопросам медитации» – сандзэн в школе Риндзай и докусан в Сото. Эти встречи неизменно кратки. Ученик излагает коан, о котором идет речь, а затем – найденный к тому времени вариант ответа. Далее роль учителя тройственна. В том удачном случае, если ответ верен, учитель подтверждает и принимает его, но это его наименее важная роль, поскольку верный ответ обычно приходит вместе с силой, не требующей подтверждений. Более ценную услугу учитель оказывает, отвергая неверные ответы, ибо ничто не помогает ученику раз и навсегда отбросить их так, как категорический отказ учителя. Этот аспект сандзэна должным образом описан в «уставе Хякудзё» как дающий «возможность учителю вплотную и лично изучить ученика, вывести его из состояния незрелости, выбить из него ложные представления и избавить его от предубежденностей, точно так же, как плавильщик извлекает свинец и ртуть из золота в тигле, и как резчик нефрита, полируя его, счищает все имеющиеся изъяны»[104]. Еще одна услуга учителя заключается в том, чтобы, подобно любому придирчивому экзаменатору, поддерживать в ученике энергию и решимость на протяжении долгих лет, которых потребует подготовка.

И к чему же ведут они все – дзадзэн, изучение коанов и сандзэн? Первое важное достижение – интуитивный опыт, называемый кэнсё или сатори. Хотя такая подготовка может занимать годы, сам опыт возникает мгновенно, взрывается бесшумной ракетой глубоко внутри человека и представляет все в новом свете. Опасаясь поддаться соблазну слов, дзэн-буддисты не тратят сил на описание сатори, но иногда рассказы о нем появляются.

Перейти на страницу:

Все книги серии Религии, которые правят миром

История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре
История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре

Библия — это центральная книга западной культуры. В двух религиях, придающих ей статус Священного Писания, Библия — основа основ, ключевой авторитет в том, во что верить и как жить. Для неверующих Библия — одно из величайших произведений мировой литературы, чьи образы навечно вплетены в наш язык и мышление. Книга Джона Бартона — увлекательный рассказ о долгой интригующей эволюции корпуса священных текстов, который мы называем Библией, – о том, что собой представляет сама Библия. Читатель получит представление о том, как она создавалась, как ее понимали, начиная с истоков ее существования и до наших дней. Джон Бартон описывает, как были написаны книги в составе Библии: исторические разделы, сборники законов, притчи, пророчества, поэтические произведения и послания, и по какому принципу древние составители включали их в общий состав. Вы узнаете о колоссальном и полном загадок труде переписчиков и редакторов, продолжавшемся столетиями и завершившемся появлением Библии в том виде, в каком она представлена сегодня в печатных и электронных изданиях.

Джон Бартон

Религиоведение / Эзотерика / Зарубежная религиозная литература

Похожие книги

100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное