И третий момент: жизнь в условиях дзэна, как мы стремились подчеркнуть, не уводит человека от мира, а возвращает его туда – в мир, озаренный новым светом. Нас не призывают проявлять к миру безразличие, будто цель жизни – выдернуть душу из тела, как поршень из шприца. Призыв состоит в том, чтобы обрести удовлетворение полной осознанности даже в условиях телесного воплощения. «Какое чудо самое чудесное из всех?» – «То, что я тихо сижу совсем один». Просто видеть вещи такими, какие они есть, каковы они на самом деле, – в достаточной мере жизнь. Да, в дзэн-буддизме ценится единство, но это единство одновременно пустое (потому что стирает разделяющие границы) и наполненное (потому что заменяет прежние границы соединяющими). В виде дзэн-алгоритма это выражено как «все есть одно, одно есть ничто, ничто есть все». Дзэну присуща атмосфера божественной обыденности: «Ты уже поел? Тогда помой за собой посуду». Если ты не в состоянии найти смысл жизни в таком простом действии, как мытье посуды, ты не найдешь его нигде.
С этим восприятием бесконечного в конечном наконец приходит мировоззрение, которому свойственна полная доброжелательность. «Вчера было ясно, сегодня дождь» – для носителя этого опыта противоположности предпочтений и отрицаний остались позади. Поскольку и то, и другое явление необходимо, чтобы относительный мир продолжал вращаться, каждое оказывается кстати в свое время.
У Сэнцаня есть стихи «Вера в душе», представляющие собой в чистом виде выражение этого идеала полного приятия.
Даже истина и ложь выглядят иначе. «Не стремись к истине. Просто перестань иметь мнения».
Пятый момент: после того, как будет преодолена двойственность между «я» и другими, конечным и бесконечным, приятием и отрицанием, исчезнет даже дихотомия жизни и смерти.