Если и существует единственное имя, с которым ассоциируется китайская культура, то это Конфуций – Кун Фу-цзы, или учитель Кун. Китайцы почтительно именуют его первым учителем – не потому, что до него учителей не существовало, а потому, что он занимает самое видное место среди них. Никто и не утверждает, что он создал китайскую культуру единолично, и сам он преуменьшал свою самобытность, называя себя не более чем «любителем древности»[118]
. Однако это определение не отдает ему всего должного; оно служит примером скромности и сдержанности, за которые он ратовал, ибо хотя Конфуций и не был автором китайской культуры, он выступил в роли ее главного редактора. Он провеял прошлое, словно зерно, он расставил акценты, он что-то затушевал, а что-то – вычеркнул насовсем, он упорядочил историю вновь и дал к ней примечания, – и он представил свою культуру столь четко, что характер ее был уникален на протяжении двадцати пяти веков.Читателя, полагающего, что такие достижения возможны лишь в ходе богатой драматическими событиями жизни, ждет разочарование. Конфуций родился примерно в 551 г. до н. э. в княжестве Лу, на территории нынешней провинции Шаньдун. О его предках мы ничего не знаем наверняка, однако ясно, что в ранние годы, проведенные в родительском доме, он жил скромно: «В молодости я находился в низком положении»[119]
. Еще до того, как Конфуцию минуло три года, его отец умер, оставив его на попечение любящей, но обедневшей матери. Так что в финансовом отношении ему пришлось пробиваться в жизни самому, поначалу зарабатывая черным трудом. Бедность и лишения тех молодых лет укрепили его узы с простым народом, что нашло отражение в демократичности его философии в целом.Несмотря на то, что в его ностальгических воспоминаниях о детстве фигурируют охота, рыбалка и стрельба из лука, указывая, что явно не был «книжным червем», он рано взялся за учебу и преуспел в ней. «В пятнадцать лет у меня явилась охота к учению». В возрасте чуть за двадцать, успев сменить несколько незначительных чиновничьих постов и связать себя узами не слишком удачного брака, он утвердился в роли наставника. И это было его призвание. Он быстро приобрел репутацию благодаря личным качествам и житейской мудрости, собирая вокруг себя преданных учеников.
Несмотря на убежденность этих учеников в том, что «с тех пор, как появился человеческий род, не было никогда человека, подобного нашему Учителю», в своих карьерных устремлениях Конфуций потерпел фиаско. Его целью была государственная должность, ибо он полагал – мы увидим, насколько ошибочно, – что его теории не привьются, если он не докажет их действенность. Он твердо верил в свою способность реорганизовать общество, если ему представится шанс. Узнав о росте численности населения в государстве Вэй и услышав вопрос, как следует поступить в этом случае, он ответить: «Обогатить его». А что потом? «Научить его», – дал он знаменитый ответ, прибавив со вздохом: «Если бы кто воспользовался мною для службы, то через год правление было бы уже порядочное, а через три года оно было бы уже совершенно устроено!» Слепо преклоняющиеся перед ним биографы, уму которых было непостижимо, как настолько одаренному человеку так и не довелось достичь цели устремлений всей своей жизни, приписали ему пять лет блестящей деятельности на государственном посту – в возрасте уже за пятьдесят, когда он, по их свидетельствам, быстро возвысился, пройдя путь от министра общественных работ до министра юстиции и, наконец, первого министра, и за это время Лу стало образцовым государством. Безнравственность и бесчестность были изжиты, продолжает этот идеализированный отчет. «Вещи, оброненные на улицах, никто не присваивал», и преданность и добросовестность стали обычным делом. На самом же деле правители, современники Конфуция, были слишком напуганы его прямотой и принципиальностью, чтобы назначить его на должность, подразумевающую хоть сколько-нибудь реальную власть. Когда Конфуций приобрел столь высокую репутацию, что правитель его государства, пришедший к власти как узурпатор, счел себя обязанным для порядка спросить у Конфуция совета о том, как править страной, тот колко ответил, что тому лучше научиться управлять собой, прежде чем пытаться управлять другими. Правитель не стер его в порошок, как мог бы поступить, если бы не репутация Конфуция, но и не назначил его первым министром. Вместо этого он бросил ему, как подачку, номинальную должность с возвышенным титулом, но без полномочий, надеясь таким образом заткнуть ему рот. Излишне говорить, что Конфуций, едва раскусив эту хитрость, с отвращением подал в отставку.