Мировые религии. Индуизм, буддизм, конфуцианство, даосизм, иудаизм, христианство, ислам, примитивные религии

Эта низкая оценка человеческой природы в целом не привела легистов к отрицанию существования более благородных чувств. Просто легисты сомневались, что эти чувства распространены достаточно для поддержания порядка в государстве. Рождаются изредка гении, способные от руки рисовать идеальные окружности, но могут ли ждать их колесные мастерские? Один человек из тысячи может оказаться безупречно честным, но что толку от этой горстки честных, если речь идет о миллионах? Этим миллионам без ревизий никак не обойтись. Один правитель из тысячи, может, и способен вдохновить народ на жизнь в сотрудничестве и без карательных мер, но предлагать китайскому народу, каким он был в период Сражающихся царств, дождаться очередного образцового правителя из ордена легендарных героев прошлого, – все равно что советовать человеку, утопающему где-нибудь в срединных землях Китая, надеяться, что откуда ни возьмись появится искусный пловец из приграничных провинций и спасет его.

Жизнь трудна. Как бы мы ни желали, чтобы она была иной, желания не меняют реальность.

Тиха гладь озера, но волны есть и в нем,
Неровности – в окружности любой.
Мир для тебя я изменил бы, если б мог,
Но не могу, так что прими его, как есть.

Суровые факты существования призывают к незыблемому реализму, ибо компромиссы сводят действие к нулю в попытке двигаться одновременно в две разных стороны. «Льду не лежать в одной миске с тлеющими углями».

Собственно говоря, социальная философия, отличающаяся от представлений легистов, как огонь от льда, существовала наряду с ними в конфуцианском Китае. Названная моизмом в честь основного выразителя ее идей, Мо-цзы, или Мо Ди, она предлагала в качестве решения социальной проблемы Китая не силу, а любовь – всеобщую любовь (chien ai,)[130]. Надлежит «относиться ко всем людям Поднебесной точно так, как относишься к собственному народу, и уважать другие государства точно так же, как свое».

Когда государства нападают одно на другое, когда семьи отнимают что-либо одна у другой, когда люди причиняют вред один другому, – все это относится к самым тяжким бедствиям мира.

Но как возникают эти бедствия?

Они возникают из желания взаимной любви. В настоящее правители научены любить лишь свои владения, но не чужие. Потому они без колебаний нападают на эти земли. Главы семей научены любить лишь собственные семьи, но не другие. Поэтому они без колебаний присваивают имущество этих семей. А люди научены любить только самих себя, но не других людей. Поэтому они без колебаний причиняют вред один другому. Следовательно, все беды, распри, жалобы и ненависть в мире проистекают из желания взаимной любви…

Как можно изменить это положение?

Его можно изменить посредством пути всеобщей любви и взаимопомощи.

Но каков путь всеобщей любви и взаимопомощи?

Это отношение к чужому государству, как к собственному, к чужим семьям – как к собственной, к другим людям – как к самому себе. Если все люди в мире любят друг друга, тогда сильная воля не одолеет слабую, многие не станут угнетать немногочисленных, богатые не будут насмехаться над бедными, удостоенные почестями не будут презирать смиренных, а хитроумные – обманывать простодушных. Только благодаря всеобщей любви удастся предотвратить возникновение бед, распрей, жалоб и ненависти[131].