Мистер Джастис Раффлс

– Но я ведь уже все остальное объяснил? – прокричал пленник, охваченный слабостью от бессильной ярости и разочарования.

– Верно, – заметил Раффлс, – в том смысле, что вы сделали ваше вероломство даже более очевидным, чем оно было раньше. Бросьте, мистер Леви! Я знаю каждый предпринятый вами шаг; эта игра ведется дольше, чем вы можете вообразить; вам не удастся в ней выиграть, извергая ложь, которая противоречит прочей вашей лжи и только усугубляет вину. Неужели вам нечего больше сказать, чтобы оградить себя от неминуемого приговора суда?

Мрачное молчание было прервано еще более уверенным и кратким повторением того же вопроса. И к моему удивлению я увидел, как массивная нижняя губа Леви затряслась, а воспаленные веки часто заморгали.

– Я решил, что, раз вы надули меня, – выдавил он, – я подумал… что я… я смогу надуть вас.

– Браво! – выкрикнул Раффлс. – Это первая честная вещь, которую вы сказали; позвольте мне приободрить вас, заверив, что это на двадцать пять процентов уменьшило вашу кару. Однако вы уплатите штраф в пятнадцать тысяч – за ваши последние попытки совершить гнусное предательство.

Хотя этот ультиматум не был для меня совершенной неожиданностью, я должен признать, что выслушал его со смятением. Со всех позиций, многие из которых были не самыми достойными, это последнее требование не встретило моего одобрения; я был готов даже усовестить Раффлса, пока не оказалось слишком поздно. А пока что я скрывал свои чувства так хорошо, как только мог, и наслаждался тем, как Дэн Леви выражает свои.

– В аду раньше свидимся! – завопил он. – Это шантаж!

– Уплатите в гинеях, – сказал Раффлс, – за неуважение к суду.

К моему большому удивлению, но ни капли не разочарования, наш пленник моментально обмяк снова, стеная, ноя, скрежеща зубами, и с перекошенным лицом, с закрытыми глазами цепляясь пальцами за красный флаг, как будто он пытался найти опору; так что я подхватил бутылочку шампанского и, получив знак от Раффлса, начал сдирать с нее фольгу и высвобождать пробку.

– Погодите резать ленточку, – добавил Раффлс, глядя на Леви, который сразу распахнул глаза.

– Я заплачу! – прошептал он слабо, но с большим жаром. – Так мне и надо. Я обещаю вам, я заплачу!

– Хорошо! – сказал Раффлс. – Вот чековая книжка из ваших покоев, а вот и моя самопишущая ручка.

– Вы не верите мне на слово?

– Достаточно будет вашего чека, если уж наличных у вас при себе нет.

– Будут, Раффлс, стоит мне добраться с вами до моего офиса!

– Обойдусь.

– Или в мой банк!

– Предпочту сходить туда в одиночку. Если не возражаете, выпишите чек на предъявителя.

Ручка Раффлса повисла над чековой книжкой, но только потому, что я вложил ее в пальцы Леви, а книжку держал сам.

– А если я откажусь? – спросил он, с последней вспышкой своего неуемного духа.

– Мы попрощаемся, и вернемся только к ночи.

– Целый день, чтобы позвать на помощь! – пробормотал Леви почти что себе под нос.

– А вы знаете, где находитесь? – спросил Раффлс.

– Нет, но это я узнаю.

– Если бы знали, поняли бы, что тут можно звать на помощь до посинения; но, чтобы оставить вас в блаженном неведении, мы свяжем вас покрепче, чем сейчас. А чтобы сберечь ваш драгоценный голос, заткнем вам рот хорошенько.

Однако Леви исключительно мало внимания уделял угрозам и насмешкам.

– А если я сдамся и подпишу? – сказал он после короткой паузы.

– Вы останетесь там, где вы есть, пока один из нас составит вам компанию, а другой съездит в город, чтобы обналичить чек. Вы ведь понимаете, нельзя давать вам шанс остановить нас.

Это требование вновь поразило меня, хотя и было вполне оправданным, особенно с нашей точки зрения; но все же оно даже меня захватило врасплох – и я ожидал, что Леви с отвращением отбросит ручку. Однако он держал ее на весу, как будто осторожно прикидывая в уме две открывшиеся перед ним возможности, и во время этих размышлений его глаза метались от меня к Раффлсу и обратно. В целом казалось, что последний вариант беспокоит мистера Леви меньше, чем по очевидным причинам он беспокоил меня. Конечно, для него он был меньшим из двух зол, и он согласился принять его, выписав, наконец, чек на пятнадцать тысяч гиней (по особому настоянию Раффлса), и твердо подписав его, после чего откинулся, как будто окончательно обессилев.

Раффлс сдержал свое обещание насчет шампанского; унция за унцией он перелил всю пинту из бутылочки в стакан, который служил крышкой для его фляги, и глоток за глотком наш пленник с закрытыми глазами опрокидывал его, трясясь, как инвалид в горячке, пока наконец не выпил все – хотя его когти все еще дергались, желая большего – и его голова не упала на грудь так тяжело, что Раффлс даже обеспокоенно приподнял ее с края флага. Признаю, смотреть на это было неприятно; но ведь Раффлс обещал ему полную пинту? В любом случае, я мог заверить его, что в этот напиток ничего не было подмешано, и Раффлс прошептал мне то же в отношении фляги, которую вручил мне вместе с револьвером наверху деревянных ступенек.

– Мне нужно спуститься, – сказал я, – чтоб обсудить с тобой кое-что в нижней комнате.