Мистер Джастис Раффлс

– Я сыграю эту роль до конца, и не без причины, – зашипел я, – если вы меня вынудите. Я вас свалил той ночью, припомните, и в два счета повторю то же самое сегодня с утра. Хотел, чтоб вы знали.

– То было совсем другое дело, – сказал Леви, качая головой из стороны в сторону, – тогда мы все передрались и я попал под горячую руку. Это не считается. Вы в шатком положении, дорогой мой. Я не про вчерашнюю ночь или сегодняшнее утро – хотя мне ясно, что в глубине души вы не шантажист и не разбойник, и я не удивился бы, если бы узнал, что вы так и не простили Раффлса за то, что он потащил вас делать именно эту часть дела. Но я не об этом сейчас. Вы работаете с преступником, но сами вы не преступник; вот в этом и шаткость вашего положения. Он вор, а вы всего лишь фраер. Это мне ясно видно. Но судья этого не заметит. Вы оба получите одинаковый срок, но в вашем случае будет ужасно жаль!

Он оперся на один локоть и говорил с большим чувством, убедительно, с почти отеческой заботливостью; но я все же ощущал, что его слова и их воздействие на меня были взвешены и измерены с придирчивой разборчивостью. Я приободрил его намеренно горестным и унылым выражением лица, и результат стал ясен мне только после того, как его тон изменился.

– Я ничего не могу поделать, – пробормотал я. – Я должен пройти все это до конца.

– Но зачем? – возразил Леви. – Вас втянули в дело, которое к вам не имеет отношения, ради людей, которые вам не друзья, и это дело превратилось в серьезное преступление, а преступление будет обнаружено, стоит вам прождать еще не больше часа. Зачем доводить себя до тюрьмы?

– Больше и поделать нечего, – ответил я с мрачной решимостью, хотя мой пульс колотил как бешеный в предвкушении того, что должно было случиться.

И это случилось.

– Почему бы не бросить это все, – дерзко предложил Леви, – пока не слишком поздно?

– Но как это возможно? – сказал я, выводя его на еще более ясное предложение.

– Для начала освободите меня, а потом уходите сами!

Я посмотрел на него так, как будто эта идея мне нравилась, будто я действительно обдумывал ее, невзирая на свое достоинство и интересы Раффлса; и его рвение подталкивает мою очевидную нерешительность. Он держал свои спутанные руки повыше, умоляя и упрашивая меня снять его наручники, и я, вместо того, чтобы сказать ему, что не в моих силах сделать это, пока Раффлс не вернется, притворился замешкавшимся по другому поводу.

– Это все очень мило, – сказал я, – но вознаградите ли вы меня за это?

– Определенно! – воскликнул он. – Дайте мне чековую книжку из моего кармана, куда вы ее так любезно положили, пока не ушел этот мошенник, и я выпишу вам чек на сотню прямо сейчас, и еще на сотню – перед тем, как выйти из этой башни.

– Вы серьезно? – тянул я время.

– Я клянусь! – уверил меня он; и я все еще думаю, что он мог и сдержать слово. Но теперь я знал, в чем скрывалась его ложь, и настала пора объявить ему об этом.

– Значит, двести фунтов, – сказал я, – за возможность, которую вы скоро получите даром, ведь вы сами сказали, что ваш часовщик появится через два часа? Пара сотен от вас, чтобы сэкономить пару часов?

Леви побагровел, как только ему стало ясно, где он ошибся, и его глаза вспыхнули неожиданной яростью; в остальном его самоконтроль был не менее впечатляющ, чем присутствие духа.

– Это не для того, чтобы сэкономить время, – ответил он, – это нужно, чтобы спасти мою репутацию. Известный ростовщик, найденный в путах и наручниках в заброшенном доме! Все рады будут посмеяться над тем, кто обычно смеется последним. Но вы вполне правы; это не стоит двух сотен соверенов. Пусть себе смеются! В любом случае, вам и вашему бойкому дружку будет не до смеха уже к концу дня. Что ж, на этом все – вам лучше начать распалять свою смелость, если уж хотите меня прикончить! Я собирался дать вам в жизни еще один шанс – но Бог свидетель, я не стану этого делать, хоть вы на коленях меня просите!

Учитывая то, что он был скован, а я – свободен, что он был беззащитен, а я – вооружен, в той картине, где я стоял на коленях перед ним, возможно, было больше комического, чем он себе представлял. Я, правда, этого тогда не понимал. Я был слишком занят, гадая, есть ли в этой истории с заводом часов хоть крупица правды. Она не особенно хорошо вязалась с той взяткой, что он предложил за немедленное освобождение; но дело было не только в той ловкости, с которой ростовщик примирил одно с другим. На его месте я бы ничуть не меньше волновался о том, чтобы скрыть свою унизительную тайну от мира; с его возможностями я, вероятно, заплатил бы за секретность не меньше. С другой стороны, если он думал предотвратить уплату по крупному чеку, что он выдал Раффлсу, тогда не следовало терять времени, и удивительно было только то, что так долго прождал, прежде чем начать увещевать меня.