Мистер Морг

Мэтью тоже приложился к чашке, но всего лишь после одного глотка ему показалось, что у него отнимаются ноги: хоть это и в самом деле был английский чай, такой крепкой и горькой заварки ему еще в жизни пробовать не доводилось. Должно быть, в этот напиток были добавлены какие-нибудь рыбьи головы и медвежьи яйца. Он закашлялся и стал отплевываться, из глаз его брызнули слезы, и он отодвинул чашку с жутким отваром подальше от себя.

— Извините, сахара нет, — сказал индеец. — Что, не очень?

Мэтью снова сильно закашлялся. Вкус был очень горький, но он почувствовал, как по венам пробежал небольшой заряд, будто в состав этого чая входил еще и порох. Он хрипло сказал:

— Хороший.

— Я его в бельведерской фактории вымениваю. — Индеец налил себе еще одну чашку и отпил из нее. — Родину напоминает?

— Я здесь родился, — сказал Мэтью, когда смог снова воспользоваться языком.

— Вот как. Я тоже. Мы могли бы быть братьями, правда?

Не зная, что на это ответить, Мэтью пригубил еще немного этого лака для мебели.

— Как вас зовут? — спросил он.

Индеец произнес слова, прозвучавшие так, будто призрачный ветер пролетел сквозь зимний лес.

— На вашем языке это значит «Странник Двух Миров».

— Вы очень хорошо говорите по-английски.

— Спасибо. Трудный язык. До сих иногда путаюсь. Но здесь лучше меня его никто не знает, поэтому меня и не прогоняют. — Невеселая улыбка на его осунувшемся, нездешнем лице была похожа на гримасу. — Я сошел с ума в Лондоне. Понимаете?

Мэтью не понял, но предпочел не выяснять. Он наклонился и поставил чашку у очага. Но не очень близко — вдруг взорвется?

— Мне нужно найти моего друга.

— Вам нужно полечить руки. Завтра вы ничего не сможете ими делать.

— Друга, — повторил Мэтью. — Если он умрет… — Он не закончил фразу.

Но Странник Двух Миров не сводил с него своих суровых черных глаз и все-таки ожидал продолжения.

— Если он умрет, то что?

— Если он умрет, — ответил Мэтью, — то виноват в этом буду я.

— Вы? Почему?

— Мы перевозили арестанта из Уэстервика в Нью-Йорк. Это очень опасный преступник, его фамилия Морг. Из-за меня… Из-за того, что я сделал… или не сделал… Морг ранил моего друга и сбежал. — Мэтью провел рукой по волосам и едва почувствовал боль в ободранной до мяса руке. — Он убийца. Кто знает, что еще он натворит на свободе.

Странник Двух Миров бесстрастно кивнул:

— Тогда скажите мне. Чья судьба вас больше всего волнует? Своя — из-за вашей ошибки, вашего друга — из-за его ран или других людей?

— Каких других людей?

— Невинных, — сказал Странник, — которых, как вы опасаетесь, этот Морг будет убивать.

Да, вот оно. Человек, которого в Нью-Йорке назвали бы дикарем, понял главное, то, что так мучило Мэтью. Потому что на пути от Форт-Лоренса до деревни Мэтью понял, что Грейтхаус станет лишь первым из многих, кто погибнет от рук Морга. Он проклинал свою глупость и жадность, свою ничтожность и тщеславие, проклинал черный кожаный мешочек с осьминогом на красной сургучной печати, золото, так ярко просиявшее перед его глазами в тот день в имении Капелла. У него было чувство, словно он попал в ловушку, расставленную для него с такой точностью, как будто профессор Фелл все спланировал заранее. В такие ловушки легко угодить, подумал он, а вот выбраться стоит неимоверных усилий.

Кроме того, он понимал: если он хочет, чтобы все это когда-нибудь закончилось, ему придется выплатить должок Сатане.

Он поймал себя на том, что внимательно разглядывает охотничьи принадлежности Странника: копья с острыми наконечниками, луки и колчан со стрелами.

— Вы хороший охотник? — спросил Мэтью.

— Себя кормлю и… как это… вношу свою лепту.

Мэтью кивнул. Потом снова перевел взгляд и встретился глазами со Странником:

— Вам когда-нибудь приходилось охотиться на человека?

— На человека… — бесцветным голосом повторил Странник.

— Приходилось? Или, если уж к делу… вы могли бы заняться этим?

Странник смотрел на мерцавший, едва теплившийся огонь.

— Дело не в том, мог бы или нет, а в том, стал бы или нет. Я мог бы, но не стал бы. А вы не сможете, потому что, прежде чем снова взойдет солнце, боль заставит вас забыть об этой идее.

— У меня все в порядке с руками.

— Я сейчас про ваши ноги. Я заметил, что вы хромали, когда заходили.

— Ступни немного порезал, но это не важно.

Лицо индейца снова скривилось в гримасе натянутой улыбки.

— Эх вы, англичане! Вечно воюете со всем на свете, даже с собственными душами и их вместилищами. Не знаете, когда нужно перерезать веревку, прежде чем она задушит, и как обойти трясину, которая лежит прямо перед носом. Вы норовите все переиначить на свой лад, даже если это вас разрушает. Победить, даже если победа ведет к вашей смерти. Не достаточно ли смерти для одного дня, Мэтью Корбетт?

— Я не мертв. И не собираюсь умирать в ближайшее время.

— Я тоже. Но подозреваю, что человек, на которого вы желаете поохотиться, не захочет, чтобы его поймали, и отрастил себе на затылке глаз убийцы. Кроме того, вы даже не знаете, в какую сторону он ушел.

— Для этого мне и нужны вы, — сказал Мэтью. — Человек, который умеет идти по следу.