Мистерии (пер. Соколова)

— Нтъ, это ужъ мое дло. Онъ справляется съ другими длами, онъ все ведетъ, а я разнашиваю. Съ этимъ ужъ лучше мн имть дло, потому что я сильне его.

— Разумется. У васъ, врно, есть какая-нибудь женщина для стряпни?

Пауза.

— Извините, — отвчалъ Минутта, — не сердитесь, я уйду, пожалуй, если вамъ угодно. Это все въ вашей вол. Вы, можетъ быть, задерживаете меня, чтобы мн доставить удовольствіе, хотя вамъ самому какая же радость слушать мою болтовню? Можетъ быть, однако же вы разговариваете со мною съ какой-нибудь другой цлью, которой я не понимаю, тогда хорошо. Но если я уйду, мн никто ничего худого не сдлаетъ, вы этого не думайте, я не встрчу никого, кто хотлъ бы меня обидть. Судья меня, наврно, не подстерегаетъ за дверью, чтобы отомстить мн, если вы только этого боитесь. А если даже онъ тамъ и стоитъ, онъ мн ничего не сдлаетъ, я увренъ.

— Поступайте такъ, какъ вамъ самому хочется. Мн вы доставите только удовольствіе, если останетесь. Но вы не должны чувствовать себя обязаннымъ вести со мною разговоръ только изъ-за того, что я подарилъ вамъ пару кронъ на табакъ. Поступайте только такъ, какъ вамъ хочется.

— Я останусь, останусь! — воскликнулъ Минутта. — И да благословитъ васъ Господь. Я счастливъ тмъ, что вы находите нкоторое удовольствіе говорить со мной, хотя самъ-то я, сидя здсь съ вами, гршнымъ дломъ, стыжусь самого себя. Вдь я бы могъ притти къ вамъ въ боле приличномъ вид, если бы только у меня было время приготовиться заране. Вдь я теперь въ старомъ дядиномъ сюртук, который, правду сказать, совсмъ не держится, такъ что къ нему и прикоснуться нельзя. Вотъ посмотрите: а тутъ еще судья прорвалъ длинную прорху, вы, надюсь, не взыщете… Ну, нтъ, собственно для стряпни у насъ нтъ женщины. Мы и варимъ, и моемъ для себя сами, да это и не особенно трудно: мы устраиваемся зато по возможности проще. Когда мы, напримръ, утромъ сваримъ себ кофе, мы вечеромъ допиваемъ остатки, не разогрвая, такъ же и насчетъ ужина: мы и тутъ, такъ сказать, варимъ одинъ разъ на нсколько дней. Да и чего еще намъ требовать въ нашемъ положеніи? А кром того, еще стирка выпадаетъ на мою долю. Когда нтъ другой работы, то и это все-таки времяпрепровожденіе.

Въ это время внизу раздался звонокъ и жильцы стали спускаться внизъ къ ужину.

— Это звонятъ къ столу? — сказалъ Минутта.

— Да, — отвчалъ Нагель, не вставая и не подавая ни малйшаго признака нетерпнія: наоборотъ, поправившись на стул, онъ спросилъ:- Вы, можетъ быть, знали также Карльсена, котораго недавно нашли мертвымъ въ лсу? Вдь это былъ несчастный случай?

— Да, ужъ именно несчастный случай. Зналъ ли я его! Чудный человкъ и благороднйшая натура! Знаете, что онъ однажды сказалъ мн? Разъ воскреснымъ утромъ меня рано позвали къ нему; этому, должно быть, ужъ годъ прошелъ; это было въ ма прошлаго года. Онъ попросилъ меня доставить письмо. — «Да, сказалъ я, съ удовольствіемъ, только на мн сейчасъ башмаки худые, я не могу показываться людямъ въ такихъ башмакахъ. Если желаете, я пойду домой и надну другіе». — «Нтъ, не нужно, отвчалъ онъ, я думаю, это ничего, только бы вы не промочили ноги». — Онъ, видите ли, боялся, чтобы я не промочилъ ноги! Ну, тутъ онъ тихонько сунулъ мн въ руку одну крону и вручилъ письмо. Когда я былъ уже на порог, онъ быстро открылъ дверь и нагналъ меня; все его лицо такъ и сіяло, а я стоялъ и смотрлъ на него; въ глазахъ его стояли слезы. Тутъ онъ обнялъ меня, да прижался ко мн крпко и сказалъ: «Теперь отнесите письмо, мой старый другъ, я васъ не забуду. Когда я буду пасторомъ и получу приходъ, вы должны поселиться у меня и всегда жить у меня. Да, да! А теперь идите! Дай Богъ вамъ счастья!» — Жалко, что онъ ужъ никогда не получитъ должности; а ужъ если бы онъ былъ живъ, онъ сдержалъ бы свое слово, это ужъ наврное!

— Такъ вы отнесли письмо?

— Да.

— А фрейлейнъ Килландъ рада была, когда его получила?

— Почему вы знаете, что это письмо было- къ фрейлейнъ Килландъ?

— Почему я знаю? Да вы сейчасъ сами сказали.

— Я сказалъ? Это неправда.

— Хе-хе. неправда? Вы думаете, что я что-нибудь вру вамъ?

— Нтъ, простите, очень можетъ быть, что вы правы; но я во всякомъ случа не долженъ говорить этого. Это происходитъ отъ разсянности. Я въ самомъ дл сказалъ вамъ?

— Почему же нтъ? Разв онъ не веллъ вамъ говорить?

— Нтъ, онъ не запрещалъ.

— Стало-быть, она?

— Да.

— Хорошо. Я это сохраню втайн. Но скажите: понимаете ли вы, отчего онъ именно теперь умеръ?

— Нтъ. Когда-нибудь должно же было случиться это несчастье.

— Несчастье? Ахъ, да, правда. Такъ онъ упалъ и проткнулъ себ жилы на-смерть?

— Да, врно онъ такъ погрузился въ свои мысли, что споткнулся и при паденіи порзалъ себ артеріи.

— Вы не знаете когда его хоронятъ?

— Знаю: завтра днемъ.

Посл этого ничего не было больше сказано о Карльсен. Нкоторое время оба молчали. Сара заглянула въ дверь и доложила, что кушанье подано. Тотчасъ посл этого Нагель сказалъ:

— Ну, такъ фрейлейнъ Килландъ теперь просватана. Каковъ ея женихъ?

— Это — лейтенантъ Гансенъ, храбрый, прекрасный человкъ. Съ нимъ она ни въ чемъ не будетъ нуждаться.

— Онъ богатъ?

— Его отецъ богатъ.

— Онъ — купецъ?