Мистерии (пер. Соколова)

— Да, не правда ли, съ этимъ ничего не подлаешь!.. Знаешь ли, мн очень бы хотлось порадовать тебя чмъ-нибудь сегодня; чмъ бы мн тебя обрадовать? Ахъ, я бы хотлъ, чтобы ты прижимала руки къ груди отъ восторга! Скажи мн что-нибудь, потребуй чего-нибудь! Ахъ, ты слишкомъ добра, золотое ты сердечко; вдь ты никогда и ни о чемъ не просишь! Да, да, Марта, не забывай того, что я сейчасъ скажу: я буду твоимъ защитникомъ, я буду стараться угадывать каждое твое желаніе, я буду исполненъ заботъ о теб до самаго послдняго моего дыханія. Дорогая, ты не забудешь этого, нтъ? У тебя никогда не будетъ повода сказать, что я не выполнилъ своего общанія.

Было четыре часа.

Они встали; она двинулась къ нему, и онъ прижалъ ее къ груди. Она обняла его шею рукою, и такъ простояли они нсколько минутъ; ея робкое монашеское сердце сильно билось подъ его рукою; онъ это почувствовалъ и успокоительно погладилъ ее по голов. Между ними наступило полное единеніе. Она сама начала:

— Я всю ночь не буду спать и все буду думать. Можетъ быть, я тебя увижу завтра? Если ты хочешь?

— Да, завтра. Конечно, хочу! Когда же завтра? Можно мн притти въ восемь часовъ?

— Да… Хочешь, я опять надну это платье? Этотъ трогательный вопросъ, эти трепетныя губы, широко открытые глаза, смотрвшіе прямо на него, задли его, схватили его прямо за сердце. Онъ отвчалъ:

— Милое, чудное дитя, какъ хочешь! Какъ ты глубоко-прекрасна!.. Нтъ, ты не должна проводить эту ночь безъ сна, не должна! Думай обо мн, пожелай мн доброй ночи и спи! Вдь ты не боишься тутъ одна?

— Нтъ… Теперь ты промокнешь, идя домой.

Она думала и о томъ, чтобы онъ не промокъ!

— Ну, будь покойна и спи! — сказалъ онъ.

Но когда онъ былъ уже вн дома, на порог, имъ что-то вспомнилъ; онъ оглянулся и сказалъ:

— Я еще одно забылъ: вдь я небогатый человкъ. Ты, можетъ быть, въ коиц концовъ поврила, что я богатъ?

— Этого я не знаю, — отозвалась она и покачала головой.

— Нтъ, я не богатъ. Но мы купимъ себ домикъ и все, что намъ нужно. Столько-то у меня найдется. А поздне, со временемъ, я обо всемъ позабочусь, я возьму все бремя на себя; для чего же мн иначе мои руки… Вдь ты не разочарована тмъ, что я не богатъ, а?

Она сказала "нтъ", схватила его руки и еще разъ пожала ихъ. Въ заключеніе онъ попросилъ ее крпко запереть за нимъ дверь; затмъ онъ сталъ подыматься вверхъ по улиц.

Дождь лилъ какъ изъ ведра, и было очень темно.

Онъ не пошелъ домой, къ гостиниц, а направился по дорог къ приходу. Онъ шелъ съ четверть часа; онъ съ трудомъ различалъ дорогу, потому что кругомъ былъ густой мракъ. Наконецъ онъ сталъ шагать совсмъ медленно; онъ сошелъ съ дороги и ощупью дошелъ до одного большого дерева. Это была осина. Тутъ онъ остановился.

Втеръ шумлъ въ лсу дождь лилъ ручьями, но все остальное вокругъ него было мертво и тихо. Онъ прошепталъ два слова, имя, онъ сказалъ: Дагни, Дагни, потомъ замолчалъ и снова повторилъ то же самое. Черезъ нсколько времени онъ заговорилъ громче, сказалъ "Дагни" во весь голосъ… Она его оскорбила сегодня, она вылила на его голову все свое презрніе; въ груди своей онъ еще чувствовалъ каждое слово, сказанное ею тогда, и все-таки вотъ онъ стоитъ тутъ и говоритъ о ней. Онъ становится на колни около дерева, открываетъ перочинный ножъ и въ темнот вырзаетъ свое и ея имя на ствол. Нсколько минутъ работаетъ онъ надъ этимъ, ощупываетъ, присматривается, ржетъ и снова щупаетъ, пока все не готово.

Длая это, онъ снялъ свою шапочку. Вернувшись на дорогу, онъ остановился, подумалъ одно мгновенье и вернулся назадъ. Онъ снова ощупью пробирается къ дереву, ерзаетъ пальцами по его стволу и находитъ буквы. Опять онъ опускается на колни, наклоняется и цлуетъ эти имена, эти буквы, словно ему уже не суждено никогда ихъ снова увидть; затмъ подымается наконецъ и быстро уходитъ.

Было пять часовъ, когда онъ вернулся въ гостиницу.

XVII

Такой же дождь, такая же темная, грустная погода и на другой день. Казалось, вода, стекавшая по желобамъ и бившая въ окна, будетъ течь безконечно; часы шли за часами, прошло все послобденное время, а небо все еще не свтлло. Въ маленькомъ саду при гостиниц. расположенномъ за домомъ, все было прибито и пригнетено, на земл лежали листья, покрытые грязью и сыростью.

Нагель весь день оставался дома, онъ читалъ, расхаживалъ взадъ и впередъ по комнат, по своему обыкновенію, и безпрестанно поглядывалъ на часы. Это былъ безконечный день! Съ величайшимъ нетерпніемъ ждалъ онъ вечера.

Какъ только пробило восемь часовъ онъ пошелъ внизъ по улиц къ дому Марты. Онъ не предчувствовалъ ничего худого, а между тмъ она встртила его со страдальческимъ, заплаканнымъ лицомъ. Онъ сталъ разспрашивать ее, она отвчала коротко и уклончиво и не глядла на него прямо. Она нсколько разъ просила его простить ее и не сердиться.

Когда онъ взялъ ее за руку, она задрожала и хотла отнять ее, но наконецъ все-таки сла рядомъ съ нимъ на стулъ; такъ просидла она въ продолженіе цлаго часа, посл чего онъ ушелъ. Что случилось? Онъ осыпалъ ее вопросами, просилъ объясненія, но она не могла отдать ему отчета.

Нтъ, она не больна. Она только обдумала…