Былъ уже вечеръ, когда онъ очнулся. Онъ оглянулся; солнце уже собиралось скрыться за паровую мельницу во внутренней бухт, а маленькія птички порхали съ втки на втку и чирикали. Голова его была въ полномъ порядк, не было больше мельканія мыслей, не было горечи, онъ былъ совершенно спокоенъ. Онъ прислонился къ дереву и задумался. Не сдлать ли ему это теперь? Не все ли равно, раньше или позже? Нтъ, прежде надо привести въ порядокъ многія дла, надо написать письмо сестр, надо оставить маленькій пакетикъ на память Март; сегодня вечеромъ ему еще нельзя умереть. Онъ, наконецъ не свелъ своихъ счетовъ въ гостиниц; да и о Минутт онъ охотно подумалъ бы на прощанье.
И медленными шагами онъ направился домой, въ гостиницу. Но завтра вечеромъ это должно произойти. Въ полночь, безъ всякихъ приготовленій, быстро и славно, быстро и славно!
Въ три часа утра онъ все еще стоялъ у окна своей комнаты и глядлъ внизъ на площадь.
XIX
А на слдующую ночь къ двнадцати часамъ онъ ршился и вышелъ изъ гостиницы. Онъ не сдлалъ никакихъ приготовленій, написалъ только письмо своей сестр, да отложилъ нкоторую сумму денегъ въ конверт для Марты; сундуки же его, скрипичный ящикъ, старый стулъ, купленный имъ, стояли на своихъ мстахъ, нсколько книгъ лежало на письменномъ стол, и счетъ его въ гостиниц не былъ оплаченъ: онъ совершенно забылъ о немъ. Незадолго передъ уходомъ онъ попросилъ Сару протереть окна къ его возвращенію, и она общала это сдлать, хотя дло было уже среди ночи; затмъ онъ старательно вымылъ лицо и руки и ушелъ.
Все время онъ былъ покоенъ, почти вялъ. Боже мой, да и стоитъ ли подымать изъ-за этого много шума? Годомъ раньше, годомъ позже, не все ли равно? Тмъ боле, что онъ уже такъ давно носится съ этой мыслью. И вотъ онъ окончательно усталъ отъ миража жизни, отъ своихъ разбитыхъ надеждъ, отъ всеобщаго вранья, отъ тонкаго, ежедневнаго обмана со стороны всхъ людей. Онъ еще разъ вспомнилъ о Минутт, которому также оставилъ на память конвертъ съ деньгами, хотя этотъ бдный калка всегда казался ему подозрительнымъ; вспомнилъ онъ и о госпож Стенерсенъ, больной и изящной, обманывавшей мужа, никогда не выдавая себя, но недостаточно впрочемъ скрываясь, чтобы укрыться отъ его дальнозоркихъ глазъ; вспомнилъ о Камм, этой маленькой алчной двиц, которая протягивала, за нимъ вслдъ свою руку куда бы онъ ни ухалъ, и все глубже и глубже шарила въ его карман. На восток, на запад, на родин или за границей, — всюду встрчались ему все т же люди; все было пошло и гадко, постыдно и безнадежно, начиная отъ нищаго, подвязавшаго здоровую руку на привязь и кончая голубымъ небомъ, начиненнымъ озономъ. А самъ-то онъ разв лучше? Нтъ, нтъ, онъ не лучше! Зато ему теперь и конецъ!
Онъ направился черезъ пристань, чтобы еще разъ взглянуть на суда: дойдя до конца набережной, онъ снялъ съ пальца желзное кольцо и бросилъ его въ море. Онъ видлъ, какъ оно упало далеко, далеко. Такъ-то въ послднюю минуту совершаютъ маленькую пробу избавиться отъ чепухи!
У дома Марты Гуде онъ остановился и въ послдній разъ заглянулъ въ окно. Внутри все было, какъ и всегда, спокойно и тихо; тамъ не было никого.
— Будь счастлива! — сказалъ онъ.
И пошелъ дальше.
Самъ не замчая этого, онъ направилъ свои шаги къ приходу. Онъ замтилъ, какъ далеко зашелъ, только тогда, когда увидлъ черезъ проску приходскій дворъ. Онъ остановился. Куда онъ идетъ? Что ему нужно на этой дорог? Бросить послдній взглядъ на два окна во второмъ этаж, въ торопливой надежд увидать тамъ лицо, которое никогда тамъ не показывалось, никогда… Нтъ, такъ далеко онъ не зайдетъ! Во всякомъ случа онъ все время былъ намренъ сдлать это, но онъ этого не сдлаетъ! Онъ постоялъ нсколько минутъ и долгимъ взглядомъ окинулъ издали дворъ прихода; онъ колебался, все существо его молило объ этомъ…
— Будь счастлива! — сказалъ онъ еще разъ.
Затмъ круто повернулся и пошелъ боковой дорогой въ глубину лса.
Ну, теперь надо только слдовать своему чутью и уссться на первое попавшееся мсто. И во всякомъ случа, чтобы не было ни расчета, ни сантиментальности; изъ-за чего же и впалъ въ свое смхотворной отчаяніе Карльсенъ! Какъ будто въ самомъ дл такое ничтожное предпріятіе стоило столькихъ приготовленій!.. Онъ замтилъ, что одинъ изъ его башмаковъ расшнуровался; остановился, поставилъ ногу на кочку и завязалъ башмакъ. Затмъ онъ опустился на землю.
Онъ слъ, не думая объ этомъ, не сознавая этого. Онъ оглянулся: большія ели, всюду большія ели, тамъ и сямъ можжевельникъ, почва покрыта муравкой. Хорошо, хорошо!