Мистерии (пер. Соколова)

Да, да, Господи помилуй, нтъ нигд для него помощи! И, Боже мой, Боже, значитъ, надо умирать! Если бы у него были силы найти гд-нибудь воды, еще, можетъ быть, онъ былъ бы спасенъ! Ахъ, какъ грустенъ теперь его конецъ, а онъ представлялъ его себ такимъ хорошимъ! А теперь онъ умретъ отъ яда подъ открытымъ небомъ! Но отчего же онъ еще не коченетъ? Онъ все еще въ состояніи двигать пальцами, можетъ подымать вки; какъ это долго, ахъ, какъ все это долго длится!

Онъ ощупалъ свое лицо, оно было холодно и влажно отъ пота. Онъ упалъ лицомъ впередъ, головой внизъ и остался въ этомъ положеніи. Каждый членъ его тла дрожалъ; на одной щек его была ранка, и онъ не унималъ вытекавшей изъ нея крови. Какъ долго, какъ это долго! И онъ терпливо лежалъ и ждалъ. Снова услышалъ онъ, какъ прозвонилъ церковный колоколъ. Пробило три. Это поставило его въ тупикъ: могъ ли онъ носить въ себ ядъ цлый часъ и не умереть? Онъ приподнялся на локтяхъ и посмотрлъ на часы; да, было три. Какъ же это долго тянулось!

Да, Господи благослови, все-таки лучше было бы ему умереть теперь же! И вдругъ, вспомнивъ Дагни, вспомнивъ, какъ онъ мечталъ пть ей утромъ по воскреснымъ днямъ и какъ много хотлъ онъ ей сдлать хорошаго, онъ сталъ доволенъ своей судьбой, и глаза его наполнились слезами. Растроганный, съ молитвами и тихими слезами началъ онъ про себя собирать все то, что сдлалъ бы для Дагни. О, какъ онъ охранялъ бы ее отъ всякаго зла! Можетъ быть, уже завтра можно ему будетъ летть къ ней и увидть ее совсмъ близко. Боже милосердный, если бы только, если бы толико дйствительно это можно было сдлать завтра же и устроить, чтобы она проснулась, сіяя радостью! Гадко было съ его стороны всего минуту тому назадъ не желать умереть, забывая, какъ онъ могъ порадовать ее посл смерти; да, онъ кается въ этомъ и проситъ прощенія; онъ не знаетъ, о чемъ онъ думалъ тогда. Но теперь она можетъ на него положиться, и онъ уже всей душей стремится къ тому, чтобы влетть въ ея комнату и стать у ея постели. Черезъ нсколько часовъ, можетъ быть, даже черезъ часъ онъ уже будетъ тамъ, да, онъ будетъ тамъ. И онъ наврное склонитъ Ангела Господня сдлать это за него, если нельзя будетъ ему самому; онъ за это общалъ ему много хорошаго! Онъ сказалъ бы Ангелу: я не блъ, а ты можешь это сдлать, ты — блый, и за это длай со мной все, что хочешь. Ты такъ глядишь на меня, потому что я черенъ? Да, конечно, я черенъ, и въ этомъ нтъ ничего удивительнаго. Я съ удовольствіемъ общаю теб еще долго, долго оставаться чернымъ, если только ты окажешь мн милость, о которой я прошу тебя. Я могу еще хоть милліонъ лтъ оставаться чернымъ, и даже еще черне, чмъ теперь, если только ты согласишься исполнить мою просьбу; и за каждое воскресенье, которое ты будешь пть ей, мы будемъ прибавлять еще по милліону лтъ, если хочешь. Я не лгу! Чтобы уговоритъ тебя, я придумаю еще что-нибудь и не пощажу себя, ужъ поврь мн! Но только не лети одинъ, я полечу съ тобой, я понесу тебя и полечу за насъ обоихъ, это я сдлаю съ радостью и не запачкаю тебя, хотя я и черенъ. Я все сдлаю будь покоенъ. Какъ знать, можетъ быть, я смогу подарить теб что-нибудь, принадлежащее мн; это могло бы принести теб выгоду; я всегда буду помнить объ этомъ, если получу что-нибудь, можетъ быть, мн достанется счастье, можетъ бытъ я окажу теб много услугъ: этого никакъ нельзя предвидть…

Да, въ конц концовъ, онъ уговорилъ бы Ангела его и сдлалъ его смшнымъ въ его собственныхъ глазахъ; подумать, что онъ даже ощущалъ миндальный запахъ, что вода эта оцпенила его языкъ, что онъ даже чувствовалъ смертныя муки изъ-за этой воды! И онъ бсновался, онъ скакалъ черезъ кусты и камни изъ-за того. что проглотилъ глоточекъ обыкновеннйшей чистйшей водицы! Разгнванный и пристыженный, онъ остановился и громко вскрикнулъ; но тотчасъ же оглянулся, боясь, что кто-нибудь слышалъ его, и потомъ, идя дальше, заплъ, чтобы замять этотъ крикъ.