Мистерии (пер. Соколова)

— Нтъ, сударыня, скоре печально, потому что теперь среди бла дня я испытываю муки страха. Не думайте, что я каждый день курю опіумъ; я курилъ его два раза, и притомъ второй разъ это уже было неинтересно. Но въ первый разъ я пережилъ нчто дйствительно замчательное; это правда. Я очутился въ такъ называемомъ "Дэн". Какъ я туда попалъ? Безъ всякой цли! Я шатался по улицамъ, глядлъ на людей, выбралъ себ одну особу и сталъ слдить за ней издали, чтобы посмотрть, куда она въ конц концовъ войдетъ; я не останавливался даже передъ тмъ, чтобы входить прямо въ дома или въ подъзды домовъ, только бы видть гд она въ конц концовъ останется. Ночью въ большихъ городахъ жизнь необычайно интересна, и можно завести самыя замчательныя знакомства. Ну, да не о томъ рчь! Итакъ, я — въ Санъ-Франциско и шатаюсь по улицамъ. Ночь; передо мной идетъ высокая, худая женщина, которую я не упускаю изъ вида; при свт газовыхъ фонарей, мимо которыхъ мы проходимъ, я вижу, что на ней кисейное платье, а на груди — крестъ изъ какихъ-то зеленыхъ камней. Куда она идетъ? Она проходитъ множество кварталовъ, огибаетъ углы улицъ и все идетъ и идетъ, а я слдую за ней. Наконецъ мы доходимъ до китайскаго квартала; женщина спускается по грязной каменной лстниц, и я за нею; она идетъ по длинному переулку, и я иду по длинному переулку. По правую сторону отъ насъ стна, а по лвую — кафе, цирюльни и прачечныя. Тутъ женщина останавливается передъ одною дверью, стучитъ; въ окошечк, вдланномъ въ дверь, показывается косоглазое лицо и впускаетъ ее. Я жду немного, стою совершенно тихо, потомъ стучусь тоже. Дверь снова отворяется, и я вхожу.

Дымъ и говоръ наполняютъ помщеніе; напротивъ у стола стоитъ худая женщина и бесдуетъ съ китайцемъ, у котораго голубая рубаха виситъ поверхъ панталонъ. Я подхожу немного ближе и слышу, что она закладываетъ свой крестъ, однако не хочетъ отдать его китайцу въ руки, а хочетъ сама его спрятать; ей даютъ два доллара, но она еще раньше должна была что-то, такъ что въ общемъ это составляетъ три доллара. Хорошо; она ропщетъ немного, плачетъ и ломаетъ руки и кажется мн очень интересной. Китаецъ въ рубах мн тоже казался интереснымъ, онъ не шелъ ни на какую сдлку, если ему не отдадутъ креста; либо деньги, либо закладъ!

— Я сяду здсь и подожду немного, — говоритъ женщина, — я ужъ вижу, что мн въ конц концовъ придется пойти на это; но мн не слдовало бы этого длать! — И при этомъ она зарыдала въ отчаяніи прямо въ лицо китайцу и заломила руки.

— Чего не должны вы были длать? — спрашиваю я. Но она слышитъ, что я иностранецъ, и не отвчаетъ. Она была необычайно интересна, и я ршился что-нибудь предпринятъ. Я могъ дать ей эти деньги, чтобы поглядть, какъ это кончится; я и сдлалъ это изъ любопытства и къ тому же сунулъ ей еще одинъ долларъ, чтобы посмотрть, на что она его истратитъ; надо было думать, что это будетъ интересно.

Она смотритъ на меня во вс глаза и благодаритъ меня; она ничего не говоритъ, нсколько разъ кланяется и глядитъ на меня плачущими глазами; а, я сдлалъ это изъ чистйшаго любопытства. Хорошо-съ; она расплачивается у прилавка и тотчасъ требуетъ себ комнату. Деньги свои она отдала вс.

Она идетъ, и я слдую за ней. Мы идемъ по длинному коридору, гд по об стороны находятся двери, и вотъ въ одну изъ этихъ дверей женщина юркнула и заперла ее за собою. Я жду нсколько времени, она не возвращается: я толкаю дверь, она заперта.

Тогда я иду въ сосднюю комнату и ршаюсь ждать. У стны стоитъ красный диванъ, надъ нимъ электрическій звонокъ, комната освщена лампой, висящей на стн. Я ложусь на диванъ, время тянется долго, и я скучаю; чтобы чмъ-нибудь заняться, я нажимаю кнопку и звоню. Мн ничего не надо, но я звоню.

Приходитъ китайскій мальчикъ, смотритъ на меня и снова исчезаетъ. Проходитъ нсколько минутъ. — Ну-ка, приди, дай мн еще разъ взглянутъ на тебя! — говорю я, чтобы какъ-нибудь пронести время;- отчего ты опять не являешься? — И я снова звоню.

Вотъ мальчишка является снова, безмолвный какъ духъ, скользя на валяныхъ подошвахъ. Онъ ничего не говоритъ, я тоже ничего; но онъ подаетъ мн крохотную фарфоровую трубочку съ длиннымъ, тонкимъ чубукомъ, и я беру трубку. Тогда онъ подаетъ мн спичку, и я закуриваю. Я не требовалъ трубки, но я курю. Вскор у меня зашумло въ ушахъ.

Тугъ я уже ничего не помню дальше, кром того, что я чувствовалъ, будто я гд-то высоко вверху, будто я подымаюсь все выше — начинаю парить. Вокругъ меня было невыразимо свтло, и облака, встрчавшіяся мн, были блы какъ серебро. Гд я былъ и куда я лечу? Я стараюсь припомнить, но не могу; я только удивительно высоко вознесся. Вдали я видлъ зеленые луга, голубыя озера, долины и горы въ золотистомъ блеск; я слышалъ музыку звздъ, и въ небесномъ пространств волнами вверхъ и внизъ носились мелодіи.

Но всего больше радовали меня блыя облака, протекавшія мимо меня; и у меня было такое впечатлніе, будто я долженъ умереть отъ блаженства. Это длилось и длилось, я не сознавалъ времени и забылъ, кто я. Но вотъ сердце мое пронизываетъ одно земное воспоминаніе, и я начинаю спускаться.