Мистерии (пер. Соколова)

Но, приближаясь къ городу, онъ все мягче и мягче настраивался подъ впечатлніемъ теплаго, сіяющаго утра и непрерывнаго пнія птицъ, наполнявшаго воздухъ. Навстрчу ему детъ телга. Работникъ, сидящій въ ней, кланяется, и Нагель кланяется; собака, бгущая рядомъ, машетъ хвостомъ и поглядываетъ на него. Ахъ, зачмъ ему не посчастливилось умереть этой ночью честно и просто? Онъ все еще грустилъ объ этомъ; онъ легъ на землю, съ удовольствіемъ думая о смерти, нжная радость проникла его, пока онъ не закрылъ глаза и не уснулъ. Теперь Дагни встала, можетъ быть, уже вышла изъ дому, а ему ничмъ не удалось порадовать ее. Онъ чувствовалъ себя обманутымъ, и какъ тонко! Минутта присоединилъ новое доброе дло ко многимъ другимъ, наполнявшимъ его сердце; онъ оказалъ ему услугу; спасъ ему жизнь, — такую же услугу, какую и самъ онъ оказалъ одному чужому человку, несчастному, не желавшему въ Гамбург вернуться на сушу. При такихъ-то обстоятельствахъ онъ и заслужилъ свою медаль за спасеніе, хе-хе-хе, да, свою медаль онъ заслужилъ! Да, спасаютъ людей, не задумываясь, чтобы сдлать иногда возьмите его; тамъ немного, поврьте мн, тамъ совсмъ мало; наконецъ я просто хотлъ дать вамъ письмо почти безо всего, такъ только, чтобы было письмо отъ меня. Это только привтъ. Такъ — я вамъ искренно благодаренъ.

При этомъ онъ сунулъ письмо въ руку Минутты и отбжалъ къ окну, только чтобы не быть вынужденнымъ взять его обратно. Минутта не сдался, онъ положилъ письмо на столъ, покачавъ головой.

И вышелъ.

XXI

Нтъ, все складывалось несчастливо. Находился ли онъ въ своей комнат или шатался по улицамъ, — онъ не находилъ покоя; въ голов его бродили тысячи вещей, и каждая изъ нихъ приносила ему особый родъ мученія. Отчего же все складывалось для него такъ неудачно? Онъ не могъ этого постичь, но нити все тсне затягивались вокругъ него. Зашло это уже такъ далеко, что онъ даже не могъ уговорить Минутту принять письмо, которое ему такъ хотлось отдать ему.

Все стало печально и невозможно. Дошло ли того, что его сталъ мучить какой-то нервный страхъ, словно тайная опасность подстерегала его, притаясь въ засад. Часто глухой ужасъ охватывалъ его, какъ только занавска на окн слегка шевелилась.

Что за новыя мученія всплывали на поверхности его жизни? Его нсколько резкія черты лица, которыя никогда не были; красивы, теперь стали еще мене привлекательны изъ-за темнаго налета небритыхъ волосъ на подбородк и щекахъ; ему даже казалось, что надъ ушами волосы его посдли больше прежняго.

Да, что же дальше? Разв не свтило солнце? Разв не радовался онъ тому, что онъ еще живъ и можетъ итти, куда хочетъ? Разв закрыто для него все великолпіе міра? Солнце заливало площадь и море; въ маленькихъ, хорошенькихъ садикахъ у каждаго дома щебетали птички, перепархивая съ втки на втку; всюду лежало и текло золото, мостовая на улицахъ такъ и купалась въ немъ, а вверху на шпил церковной башни горлъ золоченый шаръ, сверкая въ неб какъ невиданный алмазъ.

Его охватила радость, такой сильный, такой неукротимый восторгъ, что, стоя у окна, онъ высунулся на улицу и бросилъ ребятишкамъ, игравшимъ у крыльца гостиницы, массу серебряныхъ денегъ.

— Будьте теперь умницы, дтки! — говорилъ онъ и отъ волненія былъ почти не въ силахъ произносить слова. Чего ему бояться? Вдь ему теперь вовсе не хуже прежняго, и кто мшаетъ ему побриться и почиститься? Это вполн зависитъ отъ него самого. И онъ отправился въ цирюльню.

Ему вспомнились также многія вещи, которыя онъ хотлъ купить; не слдуетъ забывать и о браслет, общанномъ Сар. И, ликуя и напвая, съ беззаботностью ребенка, довольнаго всмъ на свт, онъ сталъ наводить справки о томъ, о семъ. Это просто фантазія, будто ему есть чего бояться.

Хорошее настроеніе устанавливалось, и онъ сталъ теряться въ лучезарнйшихъ мысляхъ. Его рзкое объясненіе съ Минутой почти уже ускользнуло изъ его памяти, оно вспоминалось ему только, какъ какой-нибудь сонъ. Минутта не захотлъ принять отъ него конверта; но разв не было у него письма для Марты? Въ страстномъ стремленіи подлиться съ другими своей черезъ край бьющейся радостью онъ только подыскивалъ средство доставить ей письмо. Какъ ему разршить эту задачу? Онъ порылся въ своемъ бумажник и нашелъ письмо; не послать ли его, только тайно, Дагни? Нтъ, Дагни не надо его посылать. Онъ раздумывалъ надъ этимъ, но во всякомъ случа хотлъ сбыть съ рукъ это письмо сейчасъ же; въ немъ было только нсколько банковыхъ билетовъ; письма собственно не было; нельзя ли попросить доктора Стенерсена позаботиться о немъ? и, довольный этою мыслью, онъ направился къ доктору Стенерсену.

Было шесть часовъ.

Онъ постучалъ въ дверь пріемной доктора; она была заперта. Онъ прошелъ черезъ дворъ, чтобы спросить въ кухн, и вдругъ въ эту минуту госпожа Стенерсенъ сама зоветъ его изъ сада.

Тамъ у большого каменнаго стола собралась вся семья за кофе. Кром того, было еще нсколько человкъ; двое-трое мужчинъ, дв-три дамы. И Дагни Килландъ была тутъ; совершенно блая круглая шляпа, обрамлявшая ея лицо. была отдлана мелкими, свтлыми цвточками.