Мистерии (пер. Соколова)

Это досадное столкновеніе съ деревенскимъ олухомъ, который выполнилъ навыворотъ его предписаніе и все-таки поправился, больше всего раздражало доктора и придавало обыкновенно такому мягкому взгляду его глазъ за очками самое свирпое выраженіе. Весь этотъ нелпый случай сбилъ его совершенно съ толку; изъ-за какой-то цинковой пластинки былъ онъ отставленъ въ сторону, оскорбленъ въ своемъ достоинств и не могъ забыть этого, пока посл кофе не выпилъ еще стакана крпкаго тодди, Тогда онъ сказалъ неожиданно:

— Ну, Іетта, да будетъ теб извстно, что я далъ тому человку, который везъ меня, пять кронъ. Ха-ха-ха! Отроду не видывалъ подобнаго парня; вся задняя сторона его штановъ отсутствовала; на что это за силища! Что за беззаботность! Ну, сущій чортъ! Онъ плъ всю дорогу. Онъ твердо и свято врилъ, что если бы ему стать на вершину Этунфьелля, то онъ могъ бы достать до неба концомъ своего удилища. "Теб пришлось бы все-таки подняться на цыпочки", сказалъ я. Онъ ничего не понялъ, клялся и божился, что онъ можетъ встать на цыпочки не хуже всякаго другого. Ха-ха-ха! Слыханное ли дло! До того смшонъ, до того смшонъ!

Наконецъ фрейлейнъ Андресенъ встала, чтобы уходить домой, и вс другіе поднялись вслдъ за нею. Прощаясь, Нагель благодарилъ такъ тепло, съ такой искренностью, что совершенно обезоружилъ доктора, который послднюю четверть часа относился къ нему довольно недружелюбно.

— Приходите опять поскоре. Ахъ, скажите-ка: есть ли у васъ сигара? Закурите же съ собой на дорогу сигарку. — И докторъ всучилъ ему еще сигару.

Тмъ временемъ Дагни, уже одтая, стояла и ждала его на крыльц.

VIII

Ночь была прекрасная.

Немногіе люди, встрчавшіеся на улицахъ, шли съ довольными лицами; на кладбищ еще шелъ человкъ, везъ тачку и тихонько напвалъ псенку. Но все остальное было такъ тихо, что, кром этого пнія, ничего не было слышно. Отъ дома доктора, стоявшаго на возвышенности, городъ имлъ видъ какого-то своеобразнаго, гигантскаго наскомаго съ множествомъ расчлененій, какого-то сказочнаго звря, распластавшагося на живот и во вс стороны простиравшаго свои лапы, рога и щупальцы; то тутъ, то тамъ пошевеливалъ онъ которымъ-нибудь изъ своихъ членовъ, или вбиралъ въ себя которымъ-нибудь изъ своихъ отростковъ, — вотъ какъ сейчасъ тамъ внизу, на мор, гд маленькій узенькій яликъ безшумно скользитъ по волнамъ и подымаетъ рябь на черной вод.

Дымъ сигары Нагеля голубой струйкой подымался въ воздух. Нагель уже впивалъ въ себя благоуханіе лса и травы, а вмст съ тмъ его охватывало впечатлніе проникавшаго его всего чувства довольства, чувства особенной, крпительной радости, вызывавшей слезы на глаза и почти прерывавшей его дыханіе. Онъ шелъ рядомъ съ Дагни; она молчала. Проходя мимо кладбища, Нагель сказалъ нсколько лестныхъ словъ о доктор, но она ничего не отвтила. Наконецъ тишина и прелесть ночи такъ глубоко взволновали его, нахлынули на него съ такою страстью, что онъ едва могъ дышать и глаза его увлажнились слезами. Да, какъ величаво-прекрасны свтлыя ночи! Онъ сказалъ громко:

— Нтъ, вы только взгляните на эти хребты; до чего свтло они обрисовываются тамъ! Я такъ радостно настроенъ, фрейлейнъ, я прошу васъ, будьте снисходительны ко мн, пожалуйста, а то я могу въ сегодняшнюю ночь надлать глупостей отъ чрезмрнаго счастья. А вы разв не чувствуете радости? Да, вы должны быть еще радостне, слышите, что я говорю? Мн бы такъ хотлось порадовать васъ чмъ-нибудь, всмъ, чего вы только могли бы пожелать отъ меня; поврьте мн, - да, ахъ, Боже мой, какъ вы должны свято врить мн! Посмотрите на эти сосны, и на камни, и на земляныя кочки, и на кусты можжевельника, въ этомъ ночномъ сумрак — они кажутся сидящими человческими фигурами. А ночь чиста и прохладна; она не тснитъ сердце странными предчувствіями какихъ-то тайныхъ, всюду подстерегающихъ насъ опасностей. Не правда ли? Нтъ, вы не должны сердиться на меня, не должны: я такъ счастливъ! Ну, точно ангелы пролетаютъ черезъ мою душу и поютъ псню. Я пугаю какъ?

Она остановилась, и поэтому онъ спросилъ, не пугаетъ ли онъ ее. Она взглянула на него своимъ синимъ, смющимся взглядомъ, потомъ опять стала серьезна и сказала:

— Я такъ часто думала о томъ, что вы, собственно, за человкъ?

Она сказала это, все еще стоя неподвижно и глядя на него, сказала голосомъ, звучавшимъ тихо и медленно. И въ продолженіе всего пути говорила она все тмъ же дрожащимъ, чистымъ голосомъ, полупугливо и полурадостно.

Тутъ начался между ними разговоръ, не прерывавшійся въ продолженіе всей дороги лсомъ, хотя шли они медленно, разговоръ, перескакивавшій съ предмета на предметъ, отъ настроенія къ настроенію со всмъ тмъ безпокойнымъ трепетомъ, который овладлъ ими обоими.

— Вы думали обо мн? Въ самомъ дл? Но я еще много, много больше думалъ о васъ. Я зналъ о васъ еще прежде, чмъ пріхалъ, я услышалъ ваше имя еще на пароход; услышалъ случайно; я прислушивался къ разговору. А сюда я пріхалъ 12 іюня… да, 12 іюня…

— Ахъ, какъ?.. какъ разъ 12 іюня?..