Мистерии (пер. Соколова)

Темно было хотъ глазъ выколи, и я ничего не видалъ, но однако чувствовалъ, что маленькій человкъ шелъ рядомъ со мною. Я махнулъ руками по воздуху, чтобы схватить его, и ршился остановиться и не ходить дальше, если онъ не дастъ мн боле ясныхъ знаковъ своего присутствія; но я не нашелъ его. Я также попытался подмигнутъ ему въ различныхъ направленіяхъ, но и это не помогло. Хорошо же! сказалъ я, я пойду не по твоей вол, я пойду по собственной вол, я просто прогуляюсь; прошу замтить, я только гуляю. Я говорилъ громко, чтобы онъ слышалъ. Я ходилъ нсколько часовъ, вышелъ изъ предловъ города, въ лсъ; я чувствовалъ, какъ покрытыя росой, сырыя втки и листья хлопали меня по лицу. Хорошо! сказалъ я наконецъ и вынулъ часы, какъ бы затмъ, чтобы посмотрть, который часъ; хорошо, теперь я возвращаюсь домой! Но я не вернулся; я былъ не въ состояніи этого сдлать; меня непреодолимо тянуло итти дальше. "Впрочемъ, сегодня такая безподобная погода, — сказалъ я себ тогда, — ты, въ сущности, можешь опять итти такимъ же образомъ, итти такъ и еще ночь или дв, времени у тебя довольно!" Я сказалъ это, несмотря на то, что былъ утомленъ и пропитанъ росой. Я закурилъ новую сигару; маленькій человкъ все еще былъ возл меня, я чувствовалъ на себ его дыханіе. И что же?! — Я шелъ безпрерывно, я ходилъ во всевозможныхъ направленіяхъ, но только не въ направленіи къ городу, къ моему дому. Ноги мои стали болть; я до колнъ промокъ отъ росы, и лицо мое болло, потому что сырыя втки постоянно били меня по лицу. Я сказалъ: это можетъ показаться страннымъ, что я такъ гуляю въ ночное время, но я всегда имлъ обыкновеніе, съ дтскихъ лтъ имлъ привычку ходить гулять въ самые большіе лса, какіе я только могъ найти. И я пошелъ дальше, стиснувъ зубы. Въ это время внизу на городской башн часы стали бить полночь. Разъ, два, три, четыре, до двнадцати; я считалъ удары. Этотъ знакомый звукъ очень ободрилъ меня, хотя я въ то же время разсердился, что еще недалеко ушелъ отъ города, несмотря на то, что такъ долго бродилъ повсюду. Хорошо. Итакъ, часы били и въ то самое мгновенье, когда билъ двнадцатый ударъ, маленькій человчекъ опять стоитъ передо мной, какъ живой. Я во всю жизнь свою никогда не забуду его, такъ отчетливо я его видлъ; у него не хватало двухъ переднихъ зубовъ, а руки держалъ онъ за спиною…

— Но какъ же вы могли разглядть его въ темнот?

— Онъ самъ свтился, онъ свтился страннымъ свтомъ, который словно былъ за нимъ, исходилъ отъ его спины и какъ бы проникалъ его насквозь; одежда его была такъ свтла, какъ день; панталоны его были разорваны и очень коротки. Все это видлъ я одно мгновенье. Это видніе ослпило меня, я невольно закрылъ глаза и отступилъ шагъ назадъ. Когда я снова открылъ глаза, человка уже не было…

— Ахъ!..

— Да, только постойте! Я дошелъ до той странной башни, которая… Итакъ дальше: я дошелъ до какой-то башни, я наткнулся на нее и явственно увидлъ ее: черная восьмиугольная башня, совершенно простая, въ род башни втровъ въ Аинахъ, если вы видали ее на картинкахъ. Я никогда не слыхалъ, чтобы въ этомъ лсу была башня, но вотъ однако же она, стояла передо мною. Стою я передъ этой башней и снова слышу: Пойдемъ! и вхожу. Дверь я оставилъ за собою открытой и сдлалъ я это ради собственнаго спокойствія.

Войдя внутрь башни, я снова встртилъ того же старика; у одной стны горла лампа, и поэтому и могъ хорошо разсмотрть его; онъ пошелъ мн навстрчу, какъ будто онъ все время оставался тутъ въ башн. Онъ тихо смялся и, смясь, глядлъ на меня вытаращенными глазами. Я заглянулъ ему въ глаза и увидалъ въ этихъ глазахъ много отвратительныхъ вещей, на которыя глаза эти смотрли въ продолженіе всей его жизни; онъ опять подмигнулъ мн, но я не отвтилъ ему тмъ же, я отступилъ отъ него, а онъ тогда опять надвинулся на меня. Вдругъ я услыхалъ за собою легкіе шаги, оглянулся и увидалъ вошедшую молодую женщину.

Я гляжу на нее и чувствую отъ этого радость; у нея рыжіе волосы и черные глаза, но она полуодта и шла, босыми ногами по каменному полу. Руки ея голы.

Она бросила на насъ обоихъ быстрый взглядъ, потомъ низко склонила передо мною голову и подошла къ маленькому человку. Не говоря ни слова, она стала разстегивать пуговицы его платья и ощупывать его, словно чего-то искала на немъ: и вскор она вытащила изъ-за подкладки его плаща горящую лампочку, которую повсила себ на палецъ. Свтъ этой лампочки казался такимъ яркимъ, что совершенно затмевалъ свтъ лампы на стн. Человкъ стоялъ смирно и все еще тихо смялся, пока его обыскивали. — Спокойной ночи! — сказала двушка и указала на одну изъ дверей: человкъ, этотъ страшный, странный полузврь, удалился, а я остался одинъ со своей новой знакомой.

Она подошла ко мн, снова низко мн поклонилась и сказала, не смясь и не возвышая голоса:

— Откуда ты пришелъ?

— Изъ города, красавица, — отвчалъ я, — я пришелъ изъ города.

— Чужестранецъ, пощади моего отца, — сказала она неожиданно, — и не длай намъ никакого зла! Онъ боленъ, онъ безумный, ты вдь видлъ его глаза!