Мистерии (пер. Соколова)

— Видите ли, это чрезвычайно прекрасно, — сказалъ Нагель, — истинно прекрасно, а ради ясности, я повторяю еще въ третій разъ, что это прекрасно съ вашей стороны. Хе-хе! Но я еще не совсмъ доволенъ такимъ оборотомъ дла, господинъ судья. Т.-е. я вполн доволенъ, поскольку это касается меня, но только не по отношенію къ Минутт. Мн желательно, чтобы вы позаботились также объ удовлетвореніи Минутты, а вы именно тотъ человкъ, который можетъ доставить ему удовлетвореніе.

— Вы хотите сказать, что я долженъ отправиться къ дурачку и просить у него извиненія изъ-за двухъ-трехъ глупыхъ шутокъ, — такъ ли я васъ понимаю? Послушайте, не лучше ли было бы вамъ заняться своими собственными длами, а не.

— Да, да, да, да, это хорошо сказано! Но, чтобы перейти къ самому длу: вы разорвали сюртукъ Минутт и общали ему за это другой. Знаете ли вы это?

— Вотъ что я вамъ скажу: вы стоите въ открытой контор и болтаете о частномъ дл, которое какъ вовсе не касается. Я здсь дома. Вы можете не возвращаться назадъ черезъ контору; на улицу можно выйти и черезъ эту дверь.

При этомъ онъ открылъ маленькую дверь.

Нагель засмялся и сказалъ:

— Такъ… такъ… Вы не пугаете меня! Нтъ, серьезно говоря, вы должны тотчасъ же послать Минутт сюртукъ, который вы ему общали. Онъ вдь нуженъ ему, знаете, и онъ поврилъ вамъ на-слово.

Судья открылъ дверь еще шире и сказалъ:

— Будьте добры!

— Вдь Минутта основывался на томъ, что вы — благородный человкъ, — продолжалъ Нагель, — и вамъ бы не слдовало такъ-таки просто обмануть его.

На этотъ разъ судья открылъ дверь въ контору и позвалъ оттуда обоихъ служащихъ. Тогда Нагель надлъ фуражку и вышелъ. Онъ не сказалъ больше ни слова.

Какъ несчастливо обернулось это дло! Было бы много лучше, если бы онъ не подымалъ его вовсе. Нагель пошелъ домой, позавтракалъ, почиталъ газету и поигралъ съ собакой.

Посл обда онъ увидалъ изъ своей комнаты, какъ Минутта тащилъ мшокъ по скверной каменистой дорог отъ набережной. Мшокъ былъ съ углемъ. Минутта шелъ, совсмъ согнувшись, и не могъ глядть передъ собою, потому что ноша его пригибала его почти къ самой земл. Онъ такъ плохо держался на ногахъ, ступалъ такъ криво, что панталоны его съ внутренней стороны были совсмъ обтрепаны. Нагель пошелъ ему навстрчу и сошелся съ нимъ у почтовой конторы, гд онъ на минуту свалилъ свой мшокъ на землю.

Они поклонились другъ другу одинаково глубоко. Когда Минугта оправился, лвое плечо его сильно обвисло книзу. Нагель вдругъ схватилъ его за это плечо и безъ дальнйшихъ предисловій, не выпуская его, сказалъ въ сильномъ возбужденіи:

— Разболтали вы что-нибудь о деньгахъ, которыя я далъ вамъ, сказали объ нихъ кому-нибудь? А?

Минутта отвтилъ въ смущеніи:

— Нтъ, я этого не длалъ.

— Скажите-ка только! — продолжалъ Нагель, блдня отъ волненія;- если вы когда-нибудь проболтаетесь объ этихъ несчастныхъ шиллингахъ, то я положу васъ на мст замертво… замертво! Богомъ клянусь! Поняли вы меня? Да и дядя вашъ тоже долженъ держать языкъ за зубами.

Минутта стоялъ съ разинутымъ ртомъ и запинаясь, время отъ времени произносилъ по одному слову: онъ ничего не скажетъ, ни слова, онъ даетъ клятву… онъ общается.

Какъ бы желая оправдать свою горячность, Нагель прибавилъ:

— Это какая-то дыра, этотъ городъ, да, гнздо, курятникъ! Вс глазютъ на меня, куда бы я ли пошелъ; двинуться нельзя! Но не всюду потерплю я это шпіонство! О людяхъ я не забочусь, къ чорту ихъ! Теперь я васъ предупредилъ. Вотъ что я вамъ скажу: по всмъ признакамъ я вижу, что, напримръ, эта фрейлейнъ Килландъ очень не глупа и всегда уметъ довести васъ до того, что вы все разскажете; но я терпть не могу этого любопытства, ни тни его! Я впрочемъ провелъ съ нею вчерашній вечеръ. Она большая кокетка. Впрочемъ это не относится къ длу. Я только еще разъ прошу васъ молчатъ объ этой мелочи, разыгравшейся между нами. И если дядя вашъ что-нибудь скажетъ, я заткну ему ротъ, накажи меня Богъ! Ступайте сейчасъ же домой и скажите ему объ этомъ. Хорошо вы меня поняли?

— Да, вполн.

— Это, впрочемъ, хорошо, что я сейчасъ встртилъ васъ, — продолжалъ Нагель, — я хочу еще поговорить съ вами о другомъ: третьяго дня въ полдень мы сидли вмст на гробовой плит, на кладбищ.

— Да.

— Я написалъ стихи на камн, полагаю, скверные и неподходящіе стихи, но это уже другое дло; итакъ, я написалъ стихи. Когда я ушелъ, стихи еще были тамъ, а когда я вернулся черезъ нсколько минутъ, они были уже стерты. Не вы ли это сдлали?

Минутта опустилъ глаза въ землю и сознался.

Пауза. Но, заикаясь отъ страха, потому что его уличили въ дерзости, на которую онъ осмлился, Минутта хочетъ объясниться:

— Я, видите ли, хотлъ помшать… Вы не знали Мины Мескъ, вотъ чмъ это объясняется, иначе вы бы этого не сдлали, не написали бы. Вотъ я и сказалъ себ: ему простительно, вдь онъ чужой здсь въ город, а я — здшній, я могу это поправить; разв не слдовало мн этого сдлать? Я и стеръ стихи. Никто не прочелъ ихъ.

— Почему вы знаете, что никто не прочелъ?

— Ни одна душа не прочла! Проводивъ васъ съ докторомъ Стенерсеномъ до воротъ, я сейчасъ же вернулся назадъ и стеръ. Всего минуты дв меня не было тамъ.