«Митьки» и искусство постмодернистского протеста в России

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо подробнее рассмотреть различные формы социальных объединений, изображаемые Тихомировым. Типичное его произведение напоминает нам, что социальность есть утверждение коллективной взаимосвязи, возможно, сродни понятию «соборность», предложенному славянофилом Алексеем Хомяковым для описания функционирования русского сознания как «сотообразной» сети верующих, скопления отдельно взятых личностей. В конечном счете такая сеть укрепляется и превращается в энергосистему взаимного желания, в единый коллективный разум, наделенный тем, что французский социолог и один из первых теоретиков киберпространства Пьер Леви описывает как открытую динамику пересекающихся голосов[330]. Более пристальный взгляд на точку зрения Леви, согласно которой интернет открывает политическим коллективам новые демократические возможности (эту идею ученый высказал в середине 1990-х годов, когда «Митьки» переживали своеобразное второе рождение, воочию наблюдая уход из российских форм правления автократии и вглядываясь в неясные перспективы демократических реформ), может пролить существенный свет на живучесть сталинского наследия культа личности и его неумирающую притягательность для различных концептуализаций сообщества. Говоря о принципиально благотворной природе коллективизма, Леви выделяет ряд важных черт, которые в полной мере согласуются с принципами саморегулируемых моральных ценностей, которые, как считали Хомяков и другие (например, Николай Федоров), рождаются из общинного сознания. По мнению Леви, «коллективный разум не имеет никакого отношения к глупости стадного поведения»:

Паника, коллективный энтузиазм и т. д. суть результат эпидемического распространения эмоций и репрезентаций среди составляющих массу изолированных индивидов. Люди в толпе, охваченной паникой или безудержным восторгом, не мыслят коллективно. Конечно, они общаются, но лишь в минимальном объеме; общение сводится к пассивной и непосредственной передаче простых сообщений, бурных эмоций и рефлекторных действий. Общий результат индивидуальных действий от индивидов, составляющих толпу, совершенно ускользает. Говорят, будто единственный способ сделать сообщество менее хаотичным — учредить некую высшую форму организации (иерархия, власть, репрезентация, традиция и т. д.). Однако это не так.

В своих картинах, рисунках, фильмах и прозе Тихомиров показывает, что происходит при пассивном восприятии культурных импульсов: мышление публики устремляется по накатанной авторитарной колее, что приводит к плачевным последствиям как для самой публики, так и для тех, кого она назначает своими врагами — козлами отпущения. Мысль Тихомирова перекликается здесь с предлагаемой Леви концепцией коллективного разума, который, подобно монете с изображением Януса, обращен либо в сторону динамичного диалога со множеством участников, либо к сплоченной толпе, чьими действиями руководит слепая ярость. Несмотря на утопизм своих воззрений на киберпространство, Леви прекрасно осознает бесконечную притягательность коллективного насилия и поисков козла отпущения. По мнению ученого, впадения в такой псевдоколлективизм можно избегнуть при условии правильного задействования «технических и организационных механизмов», чья функция состоит в том, чтобы «наглядно демонстрировать общую динамику всем участникам коллектива» и, соответственно, позволять им «модифицировать и оценивать» сообщество, к которому они принадлежат. «Разумные сообщества прямо противоположны толпе, которая действует непоследовательно, жестоко, не рассуждая», а лишь «низводя сообщество до уровня ригидной структуры»[331]. Однако идеи структуры, порядка и кураторского контроля широко присутствуют, как мы видим, и в том привлекательном интерактивном сообществе, которое описывает сам Леви.