Мюнхэ. История Сербии / история «Хостела»

Вучич встретил меня, мы горячо обнялись. Его вид снова пробудил во мне ту первозданную злость, с которой я направлялась в Белград в этот раз. Всё-таки нельзя прощать народному избраннику предательства интересов народа, как бы он после ни винился и не каялся — не впервой ему было делать это, и не всем его словам следовало верить. Это я знала и сама. Это не лишний раз повторил Вучич, выводя меня на постамент перед войском гайдуков.

Скрепя сердце, стала я пред солдатами и заговорила пусть нерешительно, но правдиво — слова, что срывались с уст, были отражением моих мыслей.

— Солдаты! Верные и добрые сыновья Карагеоргия! Сколько лет он сражался с вами рука об руку за восстановление свободы Сербии — самого дорогого дара, что ниспослан нам Всевышним! Сколько крови каждый из вас пролил в боях с турецким неприятелем, чтобы наконец вдохнуть полной грудью самый чистый воздух, что только есть на земле… И сейчас, когда цель жизни Карагеоргия почти достигнута и турок уже совсем ушёл с нашей земли, вы своими руками перечёркиваете всё то, что золотыми буквами Карагеоргий вписал в книгу истории Сербии; всё, что он вместе с вами строил таким непосильным трудом; всё то, что в итоге стоило ему жизни. Мало того, что вы возвели на трон человека, который по указке султана убил Георгия Петровича, вы ещё и позволяете ему превратить самих себя в бессловесных рабов, которые только и делают, что пашут на него да выполняют все прихоти! Что с вами?! Как вы судите?! Неужели не видите или забыли всё то, что человек, присвоивший себе чужую фамилию, сделал с вами и с вашей страной? Неужели мне, живущей за сотни миль отсюда, это лучше видно?! Неужели не был вам Георгий Петрович отцом, что вы так вероломно предаёте его память, отдавая её на откуп коварному пастуху?..

В этот момент один из солдат вышел вперёд и захотел говорить со мной. Я волновалась, но отказать ему не могла.

— Прости, господжо Елена! Но как нам быть с тем, что именно Милош не даёт нас обратно туркам и они соглашаются снизить своё бремя в обмен на его власть?

— Кто вам это сказал?! — вскипела я. — Если турки и оставляют нашу страну, то уж никак не из-за Милоша, который все эти годы был им первым другом. А только потому, что русские снова обрели прежнюю силу и не позволяют Османам творить со своими братьями то, что прежде… Нет, верить им безоговорочно я не призываю — они уже предали вас и Георгия однажды. Но и приписывать Милошу те черты, которых у него нет — тоже глупо. Он не Бог и не царь вам! И кнезскую мантию он получил обманом, введя в заблуждение свой же народ! Так не позвольте ему долее носить её…

— Что же нам делать? — всё не унимался мятущийся солдат.

— Ограничьте его власть таким уставом, который сами сочтёте справедливым и достойным в первую очередь себя, а не его! Напишите его и заставьте подписать! Воевода Вучич уже сделал за вас эту работу… Но умоляю об одном — не оставьте всё как есть. Ведь завтра будет ещё хуже, а память Георгия, которую чтит каждый из вас, будет попрана не врагами, а своими же, что куда как хуже! Запомните мои слова и делайте то, что велит вам ваша совесть и любовь к родной Сербии!

В рядах солдат пронеслись шумы смятения и недовольства. Кажется, впервые за все годы владычества Милоша армия, которая являла собой единственную реальную силу в Сербии, поднимала голову. Но почему всё так? Почему слова слабой женщины способны сделать то, чего не могут сделать все войны и воины мира? Почему, чтобы принять важное и справедливое по отношению к себе и своей судьбе решение, обязательно надо услышать чьё-то воззвание со стороны?! Ведь ничего нового я не сказала, никакого колеса не изобрела перед этими людьми, которые и сами всё видели и понимали — жили же они и при турках, и при Георгии Первом! Ах, знать, вечно не будет ответа на эти простые вопросы…

Так или иначе, войска всколыхнулись. Всюду, где были расквартированы большие гарнизоны, начались выступления и дезертирства. Неделю спустя Вуица Вучич принял на себя командование армией — это решение Милошу подсказала Любица. Сам он отродясь не способен был принять ни одного стоящего, правильного, во всём полагаясь то на жену, то на Господа Бога. Хитрый и коварный пастух в кнезском обличье, который не научился толком даже читать, зато ловко вершил правосудие между своими подданными, не подумал, что троянский конь подобрался к нему ближе, чем он думал. Вучич в первый же день объявил неповиновение кнезу, после чего тот исчез куда-то. Месяц не появлялся он ни в Белграде, ни в Топчидере. Любица переживала — ждать от него по-прежнему можно было всего, что угодно. Моё сердце тоже было не на месте — хоть я и принимала участие, как сама считала в судьбе народной, а всё же дело это не женское. Каждому своё, и ещё неизвестно, что могло бы из всего этого получиться, если бы Милош не появился месяц спустя на пороге дома моих родителей, где я жила всё время своего пребывания в Белграде. Его никто не разыскивал, а потому прошёл он по столичным улицам, ни от кого не прячась и даже будучи облачённым в парадную военную форму.