Мюнхэ. История Сербии / история «Хостела»

Персиани видел, в какое расстройство повергли меня его слова, а потому поспешил закончить аудиенцию. Надо ли говорить, что после его ухода предпраздничное настроение, в котором я пребывала все эти дни, было безнадёжно испорчено?! Я не могла думать ни о чём, кроме как о том, что мы останемся без митрополита — и тогда уж точно вся страна будет брошена на произвол судьбы. Мерило нравственности, оплот государства — будет удалён с престола решением того, кого он сам же на престол и возвёл?! И ещё нечто беспокоило меня и точило душу все дни до приезда Милана — это пошатнувшееся доверие. Да, мы были очень юны, когда вступили в брак, и потому я, не видевшая и не знавшая ещё жизни, доверяла своему мужу. Но могла ли я подумать о том, что и вовсе его не знаю? Отца своего сына, главу государства! Нет, я не верила в то, что он сам дошёл до такого решения — его не иначе подговорили эти треклятые напредняки. Ну да, остаётся лишь дождаться его, чтобы всё прояснилось и утряслось. Повторяю — я верила, что смогу изменить ситуацию…

Милан появился в нашем дворце в Нише только после Нового года. Вид у него был потрёпанный и усталый, пахло алкоголем. Несколько дней кряду он под разными предлогами уклонялся от серьёзного разговора, но наконец, мне удалось прижать его к стенке.

— Нам нужно поговорить.

— Я и сам собирался, но, как настоящий мужчина, уступлю.

— У меня в твоё отсутствие был Персиани.

— Вот как? Любопытно. Что же ему надо?

— Во-первых, он приходил поговорить о строительстве железной дороги. Он хочет, чтобы её строили русские, и заверял, что это будет куда дешевле, чем «Юнион Женераль».

— Много он понимает в этом вопросе. Я наводил справки и консультировался и с французскими, и с русскими представителями — кстати, с его же коллегами. Поверь мне, если я принял решение относительно того, что строить будут французы, то в первую очередь учёл интересы сербской казны.

— Что ж, быть может, однако, второй вопрос, поднятый им, заботит меня куда больше.

— ???

— Это правда, про Михаила?

Милан поморщился.

— Так и знал. Этот поп и в его лице нашёл поддержку.

— Да полно же! Что на тебя нашло? Ведь он венчал нас с тобой, он воплощение Господа на земле, сама скромность, люди любят его…

— А здесь правит князь, а не люди! — Милан повысил голос. Впервые за семь лет нашего брака я видела его таким. — Никакой поп никогда не будет вмешиваться в мою власть и мою политику! И если они избрали тебя щитом в отстаивании своих грязных антигосударственных интересов, то просчитались — если потребуется, я перешагну через собственную мать, если того потребует от меня венец государя!

И, хлопнув дверью, вышел из приёмной. Я не понимала своего мужа — по возвращении из Франции его будто подменили. Иногда мне казалось, что эти новости и это поведение — не я этому свидетельница, этот дурной фарс происходит не со мной и не в моём присутствии.

Вечером Милан, под давлением вины, решился извиниться и стал объяснять мне свои утренние эскапады. Лучше б он этого не делал…

— Ты должна простить меня. Страну лихорадит, и я не могу оставаться в стороне от этих процессов. Радикалы вот-вот вырвут власть, уж слишком много мы им дали свобод в парламенте, а уж тогда русские меня раздавят. Пойми, наша страна никогда не была и не будет полностью независимой — две державы используют её как игрушку, как театр военных действий. Каждой нужно усиление влияния на Балканах, а добиться этого можно только путём закрепощения Сербии. Сохранять нейтралитет — вот что должно делать государю в таких условиях. Как я могу оставить здесь митрополита, когда он связывает меня по рукам и ногам, заставляя во всём следовать указаниям Александра?! Я должен учитывать интересы России, и я буду это делать, но так, чтобы и с Австро-Венгрией не ухудшать отношений. Она ближе, и военная мощь её целиком сосредоточена у наших границ. Русские уже предали Карагеоргия в 1813 году, договорившись с Наполеоном, я не хочу, чтобы это повторилось. Нам нужна срединная, центральная политика…

— Так почему же тогда «Юнион Женераль»?

Милан опустил глаза — было нечто, о чём он старательно не хотел говорить, но жена — не тот человек, от которого можно утаить что-либо.

— Я расскажу тебе, но с условием… Я жду от тебя поддержки. Ты моя жена, ты клялась перед алтарём поддерживать меня во что бы то ни стало, и потому…

— Я и теперь не отрекаюсь от этой клятвы!

— Пообещай мне, что, каким бы ни было оправдание, ты не станешь осуждать меня и воспримешь это как данность!

— Непременно.

— Я проигрался. В казино. И в этот раз и раньше. Долг превысил миллион франков, и я вынужден был подписать тайную концессию с правительством Франца Иосифа, будь он неладен, о том, что все важнейшие государственные предприятия в Сербии будут проводиться при активном участии Австро-Венгрии. Где будут русские, там будут и австрияки. Но и они, в свою очередь, обещают мне поддержку, что бы ни случилось с престолом и страной! Даже если речь пойдёт об изгнании…

— Что ты говоришь!

— Я предусмотрел всё. И, поверь, коли я так сделал — иного выхода у меня не было.