Мюнхэ. История Сербии / история «Хостела»

На самом деле я испытывала удовольствие, проводя некую прямую линию между собой и европейскими королевами, о которых я знала только понаслышке, но читала о них и мечтала в глубине души с ними сравняться, заняв престол. Они крайне редко участвовали в политической жизни, а если и участвовали, то кончалось всё печально — та же Мария-Антуанетта не шла у меня из головы, стоило мне вмешаться в какой-нибудь государственный процесс. В действительности же это было затишье перед бурей…

Грянула она оттуда, откуда я и не предполагала.

Когда мы с Миланом поженились, на нашей свадьбе присутствовали некоторые европейские монархи — я точно не помню, кто. Так вот, тогда и они, и журналисты в один голос говорили, какая мы красивая пара. Мы были молоды, влюблены друг в друга. Его стать и выправка, его аристократические манеры, моя малороссийская красота — всё вместе словно бы олицетворяло тот возвышенный, почти идеальный образ, который принято ассоциировать с монархами. И хотя формально Милан тогда королём ещё не был, и меня, и его уже стали звать «Ваше Величество» — потому только, что блеск и сияние нашей пары были такими, какие излучают только короли.

Возможно, я не была ему идеальной женой, но в недостатке женственности меня упрекнуть никто не мог. Казалось бы, что ещё нужно мужчине? Меж тем до меня стали доходить нелицеприятные слухи о нём. В один из дней в начале весны 1886 года он вновь убыл во Францию, сказавшись больным и уставшим после парламентских выборов. Христича убрали с важнейшей государственной должности, на которую спустя три года отсутствия возвратился тонкий и образованный Милутин Гарашанин. Сколько в этом человеке было ума, столько же не было в нём дипломатичности — наверное, оправдывается это тем, что глава правительства не может быть тактичным, ибо везёт на своих плечах всю тяжесть государственного управления, которая манер и этикета не знает. Во всяком случае, получалось у него это неплохо, и бестактность ему многие прощали. Но я точно знала — ничего хорошего его визит в нишский дворец во время отсутствия Милана в себе не несёт. Так или иначе, деваться было некуда — его следовало принять без промедления.

— Здравствуйте, Милутин.

— Здравствуйте, Ваше Величество, вы прекрасно выглядите.

— Благодарю вас, мой дорогой. Это всё занятия с ребёнком. В первую очередь я мать, и потому осуществление своих прямых обязанностей не может меня не радовать и не делать более красивой.

— Ах, если бы каждая мать так считала! По мнению моей матери, чем меньше ребёнок знает своих родителей, тем лучше. Меня в 11 лет отправили прочь из дому, в военное училище, и больше толком я ни с кем из своих предков не общался. Должен сказать, скверное она имела представление, — Гарашанин улыбнулся. Улыбнулась и я — обычно ему не свойственна была подобная деликатность.

— Что же вновь привело ко мне государственного человека? Разве я вам не нравлюсь, что вы хотите прервать воспитательный процесс и возвратить меня к престолу?

— Ну что вы, Ваше Величество. Мой вопрос как раз связан с вашим сыном.

— С Александром? А что с ним не так?

— Всё так. Но накануне отъезда Его Величество вызвал меня и долго рассказывал о том, как он устал быть королём…

— Бросьте, вы его знаете не хуже, а может, и лучше меня. Он всякий раз так говорит, когда уезжает во Францию. Вот вернётся, и всё станет на свои места…

— Боюсь, что нет. Он уполномочил меня поговорить об этом с членами кабинета и с Вами.

— Со мной? Почему же он сам мне ничего не сказал?

— Вам ведь известна его нерешительность в таких вопросах. И потом он уже однажды указал Вам — после одного из моих визитов — на чрезмерность Вашего увлечения политикой.

— Было, помню. Что же случилось теперь?

— Он решил отречься.

— Опять?

— На этот раз всё серьёзно. Говорит о Вашем регентстве при правлении Александра.

— Но… Александр не готов к этому…

— Именно. Потому он и решил поручить регентство вам, а не представителям партийной верхушки. Вам хорошо известно, как он возненавидел Ристича после регентства того в бытность Его Величества во младенческих годах…

— И теперь он хочет, чтобы Александр возненавидел меня?

— Не думаю. Он хочет пожить тихой и спокойной жизнью за пределами Сербии. Помилуйте, на его участь выпало нелёгкое время — мы не вправе судить его или обвинять в малодушии…

— Что вы понимаете под тихой и спокойной жизнью? Почему он не может жить ею в пределах Сербии?

Гарашанин покраснел — он понял, что сболтнул лишнего, но пути назад не было.

— Потому что здесь будете жить вы, Ваше Величество.

Большего мне и не надо было — всё стало ясно как божий день. То, что ещё вчера было слухами, стало для меня реальностью, с которой пришлось бы мириться, хотела я того или нет.

— И кто она? Как её зовут?

— Артемиза Христич.

— Но она… Насколько я помню, она даже не дворянка…

— Сердцу не прикажешь. История знает такие случаи. Королевой она не станет, но власти над сердцем короля у неё уже не отнимет даже Скупщина. Да, мы можем заточить её в тюрьму и даже расстрелять, но как быть с дочерью?

— С какой дочерью? Чьей?