Этот же шлем был изображен на барельефе на пьедестале Александровской колонны (1830–1832 гг.). Данный памятник вообще собрал в себе многие изображения легендарного древнерусского оружия. О. Монферран с гордостьюотмечал, что на колонне, посвященной победе в войне 1812 г., размещены изображения: «…шлем Александра Невского, латы царя Алексея Михайловича, доспех Ермака, щит Олега, прибитый к стенам Константинополя, и много других предметов вооружения, принадлежавших героям, снискавшим славу, которой гордится Россия»[723]
. В 1824 г. в письме губернатору Санкт-Петербурга М. А. Милорадовичу А. Н. Оленин предложил разместить на проектируемых Нарвских триумфальных воротах «древних русских витязей, которые встречали бы своих праправнуков, храбрых российских воинов». В их изображении также можно увидеть черты знаменитой ерихонки… В 1846 г. она была размещена у ног статуи Александра Невского на южном фасаде Исаакиевского собора, а в 1856–1859 гг. – на пьедестале памятника Николаю I на Исаакиевской площади[724].Все это логично привело к тому, что «шлем Александра Невского» был признан геральдическим шлемом Российской империи и в 1882 г. помещен на Большой государственный герб. По замечанию В. М. Файбисовича, парадоксально, что при этом художники и государственные идеологи использовали заведомо неаутентичный шлем XVII в., и не обращались к подлинным древнерусским экспонатам, в частности к шлему князя Ярослава Всеволодича (великий князь Владимирский в 1238–1246 гг.), потерянному им в Липицкой битве 1216 г. и случайно найденному в 1808 г. Красочность и пышность ерихонки (она украшена 95 алмазами, 228 рубинами и 10 изумрудами, имела золотые насечки и орнамент) и легенда о принадлежности шлема Александру Невскому оказывались сильнее стремления к исторической правде. Поскольку в описи Оружейной палаты 1687 г. эта «шапка ерихонская» указана как «работа мастера» Н. Давыдова (он работал над ней с 1613 по 1664 г.), было придумано следующее объяснение. Давыдов якобы переделал, украсил подлинный древний шлем, который остался после кончины князя Александра в 1262 г. в Городце, а потом до передачи в Оружейную палату шлем хранился по монастырям[725]
.Заметим, что в первой половине XIX в. знаменитый «шлем Александра Невского» выполняет в памятниках искусства высокую идеологическую миссию, прославляя силу русского оружия. В конце XIX в. его бытование в произведениях искусства несколько снижает эту миссию. «Классический» пример для иллюстрирования этой тенденции – коробка для сигар в виде шлема (1899–1908 гг.), созданная мастерами фирмы Фаберже. Историк ювелирного искусства М. Н. Лопато писала об этом изделии следующее: «К явным произведениям кича можно отнести и серебряный шлем, который является коробкой для сигар. Прототипом ему служит шлем, хранящийся в Оружейной палате, мастера XVII в. Никиты Давыдова. Исполнение вполне мастерское и не вызывает претензий. Однако в снижении исторического образца, имевшего совершенно определенное назначение, до уровня бытовой вещицы – коробки для сигар – и заключается безвкусие»[726]
.Справедливости ради следует отметить, что такая тенденция была заложена опять-таки еще в первой половине XIX в. Так, Ф. Г. Солнцев, создавая «Константиновский сервиз», использовал в качестве прообраза для навершия крышек отдельных предметов (чайников, сахарниц и т. п.) форму знаменитой ерихонки. Произведения декоративно-прикладного искусства, выполненные в традициях Средневековья по эскизам Солнцева, стали непременным атрибутом жизни той поры. Одним из ярких примеров такого переосмысления средневековых традиций был парадный «Кремлевский сервиз», выполненный по эскизам художника на Императорском фарфоровом заводе в 1837–1839 гг. Форма предметов сервиза была продиктована веяниями европейской моды: но декор был основан на украшениях предметов XVII в. (например, тарелки Алексея Михайловича, изготовленной мастерами Московского Кремля, и рукомойного прибора царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной, созданного в Стамбуле), то есть на предметах, показывающих преемственную связь с первыми Романовыми.
В 1848 г. к свадьбе великого князя Константина Николаевича по проекту Солнцева на Императорском фарфоровом заводе был изготовлен «Константиновский сервиз». Его формы уже были сделаны на основе древнерусской посуды. В росписи, как и на предыдущем сервизе, были гербовые двуглавые орлы, византийские плетешки и т. п.
По эскизам Солнцева изготавливалась и мебель. В 1845 г. он получает заказ на создание рисунков мебели в русском стиле для молельной Александровского дворца в Царском Селе в память об умершей дочери Николая I Александре. Стул, выполненный по эскизам художника, имел резную спинку, декорированную плетешками, на сиденье была помещена надпись: «От трудов отдохни, сядь-посиди».