Мобилизованное Средневековье. Том II. Средневековая история на службе национальной и государственной идеологии в России

Архитектор Л. Н. Бенуа (в отличие, например, от А. Н. Померанцева, предоставившего проект собора, где он развивал тему «узорочья») отказался от декоративизма в пользу монументальности образа. В качестве первоисточника он выбрал монохромную мощь владимиро-суздальского зодчества XII в., а не изысканную пестроту московско-ярославского строительства XVII столетия.

Александр III выразил свое одобрение и отметил, что «православный собор в стиле русских церквей XII века, весьма близком греко-романскому, более гармонировать будет с общим стилем выдающихся зданий Варшавы»[885]. Царь принимал во внимание, какой вариант русского стиля будет более приемлем не только для архитектурно-пространственной среды Варшавы, но и для польского менталитета. Удачно было выбрано и место строительства. Собор возвели на Саксонской площади Варшавы, расположенной в центре, но все же удаленной от исторического Старого города.

Варшавский собор стал одним из самых лучших образцов национального стиля в Российской империи. Живописное убранство храма было выполнено при активном участии В. М. Васнецова – одного из создателей русского стиля в религиозной живописи. Под его руководством работали Н. Н. Харламов, В. В. Беляев, Н. А. Кошелев, А. П. Рябушкин и др.[886]

Но был и художник, который отказался от участия в этом проекте. Это М. В. Нестеров. Позднее он так мотивировал свое решение: «По мысли Прахова, собор должен был быть построен в древнемосковском стиле (это в Варшаве-то!) и расписан русскими художниками… Было и мне предложено принять в нем участие, но я, занятый росписью дворцовой церкви, построенной цесаревичем Георгием Александровичем в Абастумани, имел полное основание уклониться от варшавского заказа, о чем никогда не сожалел. А когда после войны поляки решили срыть собор до основания, стало очевидно, что инстинкт меня тогда не обманул»[887].

Итак, несмотря на то, что в стилистическом решении архитектуры собора за основу была взята не «промосковская» характеристика, столь ненавистная полякам, все же и выбранный вариант русского стиля был для них вариантом, ассоциировавшимся с русским владычеством над Польшей. К тому же колокольня, возведенная рядом с собором, решенным в традициях владимиро-суздальской архитектуры, сильно напоминала колокольню Ивана Великого Московского Кремля.

Да и время начало постройки собора – 1893 г., который Гурко позиционировал как столетие «прекращения обид западно-русскому народу», поляки ассоциировали со столетием второго раздела Польши. А время окончания постройки – 1912 год – рифмовался со столетием войны 1812 г. Во всех православных храмах, в том числе и в варшавском соборе, проводили службы в память победы в войне с Наполеоном. В Польше же Наполеон воспринимался как национальный герой, были сильны романтизированные воспоминания о его любви к прекрасной полячке Марии Валевской, так как отчасти именно с этой любовной историей некоторые польские политические круги начала XIX в. связывали надежды на то, что Наполеон поможет Польше обрести независимость.

Когда же в конце 1910-х гг. Польша обрела столь желанную независимость, стало понятно, что собор как символ российского владычества был обречен. Его снесли в 1924–1926 гг. Не пощадили и другие церкви, в обличье которых ярко просматривались черты русского стиля. Их либо сносили, либо перестраивали. Сохранились единицы.

Один из современных священников отмечал следующее по этому поводу: «Уничтожались элементы, наиболее значимые символически, которые свидетельствовали о специфике и задачах сооружения, декларировались храмостроителями – и в таком случае вызывали особую неприязнь противников русского влияния. По характеру перестроек храмов видно, что элементами, воспринимавшимися как символы русификации, были в первую очередь луковичные купола и в меньшей степени – другие формы завершений, в частности шатры. Снос завершений храмов, их символическое “обезглавливание”, приводило и к потере их значения в качестве градостроительных доминант. Русский храм, по мнению властей, не должен был главенствовать в застройке польского города и служить напоминанием об имперском периоде. Сносились в первую очередь церкви, занимавшие важное градостроительное положение в центрах городов, а скромные кладбищенские или периферийные храмы могли сохраниться (Варшава, Плоцк, Сосновец) или даже отстраиваться вновь (Станиславово)»[888].