Мобилизованное Средневековье. Том II. Средневековая история на службе национальной и государственной идеологии в России

Содержание книги предлагалось следующее. Она открывалась темами: «Начало Русского государства – Новгород», «Введение в Русской земле христианской веры. Киев», «Великий князь Ярослав 1-й», и заканчивалась «Покорением Парижа и великодушием Александра Благословенного. Низвержением Наполеона» и «Распространением просвещения при императоре Александре I» (всего около 30 тем). Сочинение Кулжинского собрало отзывы, которые очень показательны для понимания идеологических установок в области образования: «Сочинение это составляет необыкновенное и вместе приятное явление в литературе отечественной истории: она пополняет собою весьма ощутительный доселе недостаток русской истории для простонароднаго чтения, и пополняет самым блистательным образом… Все исторические события… указывают самим проявлением своим и ходом, очевидно руководимые десницею Промысла Божия, на двоякое высокое назначение России: благоденствовать дома под сенью православия, самодержавия и народности и в сонме Европейских государств – миротворить и обуздывать своеволие и безначалие, – и доказывают это тем убедительнее, что значение этих событий находит для себя уяснение и опору в словах Священного Писания… в этой книге простолюдин найдет все драгоценные сердцу его сокровища, в продолжение тысячелетия свято сохраненные и переданные ему предками: теплую, непоколебимую веру в учение Православной церкви, беспредельную, благоговейную, верноподданическую любовь и преданность самодержавному Царю-батюшке, к престолу и Отечеству, и наконец справедливое, благородное сознание своего достоинства как Русского человека, как Русского подданного. Судя по сметливости и здравому смыслу Русского народа, нет сомнения, что историческая книга о русском государстве г. Кулжинского сделается со временем настольной книгою всякого грамотного простолюдина и вытеснит собою все сказочные книги и сонники, которыми снабжают их доселе разносчики-букинисты» (из отзыва члена Комитета И. И. Игнатовича)[971].

Тем не менее пособие Кулжинского было первоначально отвергнуто. Причина – «слишком сложно». Н. Г. Устрялов писал в своем отзыве: «И нужно ли простолюдину знать о Марфе-посаднице, о мятежах новгородских, о стрельцах и староверах? Не лучше ли взять избранные черты из Русской истории, которые не возбуждали бы в простом уме никаких тревог и недоумений?»[972] Охранительность режима ставилась выше всего даже профессиональными историками. Средства ее достижения видели в медиевализме, в обращении к недискуссионным, устоявшимся, нетравматичным страницам отечественной истории.

Великие реформы царствования Александра II знаменовали новый этап модернизации российского общества по европейским лекалам. Сравнив учебные программы 1852 и 1864 гг., можно увидеть, что количество учебных часов по русскому языку и словесности не изменилось: в классических гимназиях остались прежние 24 часа, в то время как в реальных гимназиях (училищах) количество часов, отведенных на преподавание русской словесности даже увеличилось до 25, а количество часов по истории увеличилось на 2 (до 12)[973]. Однако эта ситуация не продлилась долго. Политический кризис, связанный с делом Каракозова, привел к существенным сдвигам в правительственной политике. В частности, он вознес к руководству Министерством народного просвещения Д. А. Толстого (занимавшего параллельно с министерским пост обер-прокурора Священного Синода)[974]. Idée fixe Толстого было насаждение системы так называемого классического образования, так как, по его мнению, только оно было способно сформировать гражданские чувства у подрастающего поколения, отвлечь юношество от воинствующего материализма[975]. Забавно, что в сознании европейски просвещенных консервативных реформаторов эпоха Античности как «золотого века» была предпочтительнее «русских древностей». На практике новая политика в области образования означала усиленное преподавание древних языков, изучение памятников античной литературы и истории. Как показано в литературе, такой курс, связанный с присвоением древней европейской истории, отнюдь не способствовал преданности самодержавию со стороны молодежи в Российской империи, а, напротив, вел к усвоению весьма опасных для самодержавия гражданских ценностей[976].