На данную тему существует огромная литература, поэтому остановимся только на системообразующих аспектах проблемы. Первый – это спор о том, кто, собственно, такие средневековые литвины. Существует точка зрения, что за этим термином скрываются предки белорусов, а вовсе не литовцев. По мнению И. А. Марзалюка, возникновению этой теории способствовала прежде всего позиция российской имперской историографии, в которой в XIX столетии высказывались мнения о тождественности «Литвы» и «Руси»[1252]
. Большую роль здесь сыграла концепция «западнорусизма», изображения литовцев и поляков как внешних оккупантов исконно русских земель, русскость которых восходила еще к Киевской Руси. Учеными утверждалось, что, несмотря на вхождение в состав Великого княжества Литовского, древнерусские княжества не утратили своей «русскости». Так, Н. Г. Устрялов писал: «Литвин… исчезал в огромной массе русского народа, не мог передать ему ни своей веры, ни своего языка, сам заимствовал от него и то, и другое… Там все было русское, и вера, и язык, и гражданские уставы, самые князья Литовские, рожденные от русских княжен, женатые на русских княжнах, крещенные в православную веру, казались современникам потомками Владимира Святого»[1253]. Ему вторил Е. Ф. Шмурло: «…при всем внедрении постороннего элемента Русь Литовская и в этот период продолжает оставатьсяМ. О. Без-Корнилович считал великого князя литовского Миндовга выходцем из рода русских князей[1255]
. Еще более определенно высказывался историк М. О. Коялович в специальном издании, вышедшем в 1865 г. параллельно на русском и французском языках, целью которого было преподать Европе «правильную» версию истории западнорусских земель после подавления Польского восстания 1863 г.: «Народ Западной России… всегда называл себя русским народом, свой язык – русским языком, свою веру – русскою верою… это одно и то же имя и того народа, который дал бытие Русской империи, и того, который несчастными обстоятельствами оторван от восточной своей ветви и попал сперва под власть Литовскую, а потом Польскую»[1256].Здесь требовалось только заменить «русский» на «белорусский». В знаменитой декларации М. В. Довнар-Запольского 1919 г. говорится о «Литовской Руси» как истоке Белоруссии, хотя Литва трактуется как покоритель белорусских земель (государственность последних восходит к Полоцкому княжеству)[1257]
. В 1921 г. выходит очерк белорусского филолога Я. Лесика «Литва – Беларусь»[1258], в котором эти понятия отождествлялись. Литва была объявлена средневековой Беларусью, а литовцам оставили название «жмудины». Как точно отметил И. А. Марзалюк, подобные оценки во многом вытекали из контекста конфликтных отношений между Белоруссией, Литвой и Польшей в роковых 1917–1920-х гг.[1259] и были нацелены прежде всего на защиту прав молодой белорусской республики.В последней четверти XX столетия в связи с перестройкой, распадом СССР и обретением Белоруссией независимости подобные взгляды получают в историографии новое обоснование и пользуются немалой популярностью в определенной среде. Их отстаивали историки и публицисты М. Л. Ермолович[1260]
и В. К. Чаропка[1261]. Происходит дальнейшее развитие данной идеи (с разными вариациями)[1262], вокруг нее разворачиваются большие дискуссии[1263].Произошло своего рода «присвоение» истории Великого княжества Литовского. Очевидно, что тем самым белорусы обретали все, что нужно: свою средневековую государственность (и какую – от Балтики до Черного моря!), целый сонм исторических героев, правителей, богатую многовековую национальную историю. Причем, что немаловажно, это была
Необходимо подчеркнуть, что мы не касаемся вопроса о реальной исторической преемственности белорусских городов и земель, исторически в XIIIXVI вв. входивших в состав Великого княжества Литовского, и их современных истории и культуры. Это было бы совсем другое исследование. Мы говорим только о дискурсе «Белоруссия как средневековое ВКЛ» и его интерпретациях в историографии и культуре.