Мои современницы

…Взойдет луна, запоет соловей, но ты его более не услышишь! Встанет солнце, но лучи его не проникнут в твою холодную могилу. И без того жизнь так коротка, а ты сам, своею волей, лишил себя ее радостей.

…О, страшная бессмысленная жизнь! Мне холодно, холодно без тебя на свете! Всё бледно, всё тускло и уныло вокруг! Ничто не интересует, не радует меня больше. Одна! Отныне всегда одна на этой проклятой земле!..

И несчастная бессчетно целовала мертвеца, страстно его обнимала и билась головою о песок… Ирина ясно слышала все стоны, проклятия, крики, которые наполняли старый цирк. Слезы текли по ее щекам. Она забыла, где находится и вздрогнула, когда Гжатский, доселе молчавший и тоже не сводивший глаз с арены, вдруг резко к ней повернулся и сказал:

– Позвольте предложить вам нескромный вопрос: неужели правда, что вы решили изменить своей вере и перейти в католичество?

– В чем же здесь измена? – вспыхнула Ирина, – и католики и православные одинаково веруют в Евангелие, а это самое главное. Что до догматов, то их наверно придумали какие-нибудь кривые умы, хитрые византийские греки, которые ничего в Евангелии не поняли и всё свели к словесным распрям. Я еще в детстве с отвращением изучала историю вселенских соборов и признавала разумным одно лишь постановление VII собора о том, что вселенских соборов более не будет. Видимо, люди запутались в спорах, дошли до полного отчаянья и поняли, что чем больше они станут говорить, тем дальше уйдут от истины.

– Но если вы так презрительно относитесь к догматам и признаете лишь Евангелие, к чему же уходить из православия?

– Я ухожу из православия потому, что среди католического духовенства я встретила человека, глубоко верующего, который мною руководит, помогает мне разобраться в моих сомнениях и найти смысл жизни.

– Другими словами вы, как и все русские дамы, попали в лапки какому-нибудь ловкому иезуиту.

– Другими словами, вы, как и все русские мужчины, почерпнули свои сведения об иезуитах из романа «Вечный жид»[91].

– Да я этого романа и не читал. Я только ясно вижу, что вашему патеру нужны деньги для какого-нибудь монастыря, от того он и хочет вас туда упрятать.

– Вовсе нет. Père Etienne находит, что я буду счастливее в монастыре, чем в мире, и ничего не имеет против православного монастыря. Он еще на днях говорил: я описываю вам католические монастыри, потому что совсем не знаю условий русской монашеской жизни.

– Отчего же, в таком случае, вы не поступаете в русский монастырь?

– Потому что я-то слишком хорошо их знаю! Русский женский монастырь представляет собрание вульгарных мещанок, праздных, болтливых и сплетниц. Самый монастырь есть нелепость, ибо оставлен безо всякого присмотра и руководства. Да и кому наблюдать за ним? Синодальным чиновникам, что ли?

– А здесь, в католичестве, не то ли самое?

– Нет, не то. У католиков есть глава, есть высший надзор и руководство. Люди те же, да дисциплина другая. Монастырь имеет определенную цель – дать монахам возможность в тиши и покое спасти свою душу; и всё направлено к этой цели.

– Допустим, что всё это верно. Но какое же право имеете вы думать о спасении лишь своей собственной души?

– Как какое? Что за странный вопрос? – изумилась Ирина.

– Позвольте: Евангелие, которым вы, по-видимому, дорожите, учит нас, что все люди – братья и должны жить друг для друга. Кому же вы поможете, кого спасете, если спрячетесь в монастырь и углубитесь в спасение одной только своей души?

– Если бы я уходила в монастырь в двадцать лет, то ваши упреки были бы, пожалуй, справедливы. Но мне теперь сорок, я прожила долгую жизнь и убедилась, что никакой помощи не могу оказать людям. Наши взгляды на жизнь столь различны, что они никогда меня не поймут. Я же давно страдаю от их мещанства и грубости, и чем дальше идет время, тем более их презираю. Уйдя от людей в монастырь я, не видя их, понемногу успокоюсь и вновь полюблю человечество.

– Но неужели же среди знакомых вам мужчин вы не нашли ни одного достойного вашего внимания и любви?

Ирина горько улыбнулась.

– Русские мужчины не доросли до понимания хороших девушек. Они находятся еще в гаремном периоде, и им пока нужны самки грубые, развратные и вульгарные.

– Вы, я вижу, умеете говорить комплименты. Но если вы столь печального мнения о нашем интеллигентном обществе, то народ наш, простодушный и благородный, неужели не возбуждает в вас сочувствия? Неужели никогда не шевельнулось в вас желание ему помочь, его просветить?

– Не говорите мне об этих жалких трусах! – с негодованием отвечала Ирина, – только и сумели, что проиграть войну, да опозорить пред всем миром Россию.

– У вас, я замечаю, на всё оригинальные взгляды. Сотни, тысячи солдат на век себя искалечили, чтобы не пустить врага на родную землю и дать возможность всем праздным, вроде вас, людям сохранить свои капиталы. А вы, в благодарность, странствуя по чужим краям, позорите этих скромных героев. Позвольте вас поздравить – подобные чувства несомненно делают вам честь.