Мои современницы

Тот же инстинкт заставляет людей делать многое, заведомо противное их убеждениям. Помню, повезли меня как-то осматривать новую, по последнему слову науки выстроенную, каторжную тюрьму, в которую еще не перевели арестантов. Строитель с гордостью водил меня по огромным светлым палатам с превосходной вентиляцией, показывал гигиеничные койки и умывальники, роскошную баню, кухню со всеми новейшими приспособлениями. Правительство выстроило преступникам эту великолепную санаторию вероятно в награду за совершенные ими преступления. Предоставив добродетельному мужичку голодать и холодать вволю, оно на взятые от него деньги давало преступникам теплую казенную квартиру, сытный стол, освещение и платье. В ответ на мое недоумение тюремный инспектор объяснил мне, что наказание заключается в лишении свободы. Хорошо объяснение! Свобода дорога тому, кто может ею воспользоваться. На что она всем этим жалким парням, что водку, да махорку считают высшим благом жизни? И то и другое могут они получить в тюрьме да вдобавок еще разудалое, развеселое общество. Подобные тюрьмы представляют насмешку над правосудием, глумление над здравым смыслом. Всё это могли бы вы сказать правительству и… были бы неправы. В том-то и дело, что человек отказывается еще признать новое учение, с презрением от него отмахивается и в то же время инстинктивно строит уже не тюрьмы, а санатории. Как всегда, инстинкт видит дальше, чем ум.

Недалеко то время, когда тюремные надзиратели (которые находятся в этих санаториях лишь по недоразумению и нечаянно перевезены из старых тюрем вместе с ветхими остатками прежнего инвентаря) будут заменены докторами. Тогда-то и начнется настоящее оздоровление общества, а не одна лишь наивная изоляция острых заболеваний или же уничтожение больных людей, как бешеных собак.

– Но разве возможно подобное лечение? Ведь это же мечта!

– Почему мечта? Многое уже сделано, хотя медицина едва лишь выходит из пеленок. В будущем несомненно предстоят великие открытия, следует только дать возможность и средства для опытов. И теперь уже они повсеместно делаются. Вот, на днях, читал я в газетах, как известный итальянский профессор, директор гинекологического института, объявил на конгрессе, что по его наблюдениям все женщины-преступницы страдают тяжкими женскими болезнями и предлагал вместо тюрем помещать их на лечение в гинекологические лечебницы. Вы только сообразите, как нелепо выходит, что женщину казнят или заключают навеки в тюрьму, лишь потому, что она нуждается в операции. Еще нелепее думать, что в будущей жизни она будет гореть в вечном огне, потому только, что при рождении ею детей присутствовала неумелая акушерка.

Да и сколько таких случаев встречается нам на каждом шагу! Помню, одна родственница признавалась мне, что в молодости страдала обидчивостью. Ей казалось, что все над нею смеются, все ее не любят и хотят оскорбить. Страдания ее были ужасны и чуть не довели ее до ненависти к человечеству. К счастью, она напала на хорошего доктора, который значительно поправил ее нервы. Одновременно с этим улучшением исчезла столь мучившая ее обидчивость. Теперь, когда она чувствует приступ обиды, то посылает в аптеку за бромом и вновь выздоравливает.

– Вы шутите, Сергей Григорьевич!

– Ничуть! Мы сами могли бы помочь докторам, если бы захотели над собою наблюдать. Как люди, заболевая, тщательно примечают все признаки своего физического расстройства, стараясь определить какой из их органов болен, и соответственно с этим ищут полезных им вод и лекарств, так, впоследствии, люди будут также тщательно изучать свои душевные недуги и лечить зависть, злобу, жадность, как теперь лечат печень или почки…

Вы смеетесь, Ирина Павловна! Но мало ли новых взглядов кажутся нам странными, а через пятьдесят-сто лет делаются обыденными. Мы лишь временно забыли старинное мудрое «познай самого себя»[113], а захотели бы его вспомнить, то и сами бы могли себя вылечить: в каждом человеке заключается огромная сила самооздоровления. Ведь наши христианские исповеди, то что католики называют examins de conscience[114] – не что иное, как наблюдения над самим собою. В прежние времена люди причащались, а следовательно и исповедывались, каждое воскресение. Раз в неделю вменялось им в обязанность критически взглянуть на свои поступки, решить, какие из них грешные (другими словами ненормальные), мало того: посоветоваться относительно их со своим духовником, человеком, выбранным всей церковью из наиболее уважаемых и добродетельных людей (т. е. наиболее здоровым человеком во всей христианской общине). Несчастье всех великих постановлений в том, что мудрый и полезный человечеству акт, установленный гениальными людьми, попадает затем в руки бездарностей, не понимающих его истинного смысла и обращающих его в машинальный обряд, от которого воротит всякого искреннего человека.