Мои современницы

Одно время Ирина стала даже задумываться. Часто, сидя в театре, она спрашивала себя, правильно ли, что актеры играют, поют, танцуют для ее увеселения; извозчики мерзнут около театра, чтобы отвести ее домой; швейцар встает ночью открывать ей дверь; она же, Ирина, ничего не делает, а лишь расплачивается деньгами, полученными ею от отца. Возможно ли подобное устройство общества, чтобы на одного лентяя работали все остальные люди? Вопрос этот стал не на шутку тревожить Ирину, но как раз в это время ей предложили сделаться членом Общества снабжения детским приданым бедных рожениц города Петербурга. Ирине понравилась цель этого Общества, и она взяла на себя вязание детских одеял.

Из всех рукоделий вязание требует наименьшего внимания. Можно машинально связать одеяло, совсем не заметив, как это случилось. И, вот, Ирина вязала долгими зимними вечерами, а мысли ее неслись вихрем, и одна фантазия сменяла другую. Она реорганизовала русскую армию и флот; придумывала училища нового типа, из которых выходили бы деятельные энергичные люди; перестраивала заново Петербург; проводила новые железные дороги и прорывала канал, соединяющей все русские моря.

А одеяла, тем временем, всё увеличивались в числе, пока, наконец, Ирина с гордостью и душевным довольством отсылала их в Общество. Она утешала себя мыслью, что если рабочие вырабатывают на петербургских фабриках нужные для нее продукты, то она, в свою очередь, вяжет одеяла для их детей. Справедливость таким образом была удовлетворена, и равновесие установлено.

Правда, в задачи Общества входило также посещение больных рожениц, но от этого Ирина решительно отказалась. Она со страхом думала, что, пожалуй, попадет к какой-нибудь бедной женщине в момент ее родов, услышит ее стоны, увидит ее красного, сморщенного и мокрого ребенка. К тому же Ирина нетвердо знала, как именно всё это происходит. Она питала непреодолимое отвращение к анатомии и никогда не могла заставить себя взглянуть на анатомические рисунки. Она предпочитала связать десять лишних одеял, чем увидеть одного из тех младенцев, для которых они вязались.

Ирина вспоминала также, как любила спасаться от действительной жизни в волшебный мир романов и поэм. Как понятны, как симпатичны были ей книжные люди! Все они имели твердую, ясно определенную цель в жизни и неуклонно к ней стремились. Все они были полны благородства и великодушия. Вся жизнь их была так ярка, и красива. Как интересно, как весело было в их обществе Ирине! Они то заставляли ее плакать и страдать, то смеяться над остроумными шутками и словами.

Рядом с ними как бледны и скучны казались Ирине живые люди! Никто из них не знал, зачем явился на землю и что ему следует на ней делать. Никаких определенных планов у них не было. Характеры и поступки их отличались изумительной нелогичностью. Зачем-то они женились, глупо, нелепо, выбирая наименее подходящую себе девушку. Зачем-то производили на свет детей и тотчас начинали на них жаловаться, упрекать их за те недостатки, которые сами же передали им по наследству. Если же случалось им терять одного из этих, столь мучающих их детей, то они приходили в отчаянье и посылали Богу проклятья. Могла ли Ирина уважать этих безголовых людей? Вот если бы ей встретился князь Андрей из «Войны и мира», то как бы горячо она его полюбила! А какими друзьями стали бы они с пушкинской Татьяной, как поняли бы друг друга и сколько нашлось бы у них общего! Ирина ни мало не шутила, уверяя знакомых, что из всех современных мужчин ей более всего нравится Шерлок Холмс.

Вспоминая всё это, Ирина с ужасом думала, что Гжатский прав, что она действительно никогда не жила, а лишь мечтала и, мечтая, пропустила мимо себя свою молодость. Но если теперь она поняла свою болезнь, то может ли вылечиться, может ли вернуться к действительной жизни? Может ли отказаться от своего презрительного взгляда на людей, полюбить их, несмотря на их пороки, жить с ними вместе, разделяя их радости и горе. Или уже слишком поздно? Не от того ли так усердно зовет ее в монастырь Père Etienne? Умный священник тоже, может быть, считает ее больною и заманивает в монастырь, как хитростью и ласкою заманивают сумасшедших в лечебницы? И обидно и страшно становилось Ирине при этой мысли…