Одно из глубоко-языческих верований, сохранившихся в римском обществе, составляет боязнь жетаторов[124] или как произносят римляне: «иетаторов». Живя в России, Ирина думала, что иетаторов боится лишь невежественный неаполитанский народ. Каково же было ее удивление, когда эту боязнь пришлось ей встретить в римском образованном обществе!
Каждый раз, когда человек забывает кому-нибудь при встрече поклониться или не приглашает его на свой вечер, или, вообще, чем-нибудь обижает, обиженный мстит, объявляя его «иетатором», и общество немедленно со страхом от него отвертывается. На вечерах (если находится храбрый человек, чтобы его к себе пригласить) бедный иетатор остается в одиночестве. Все избегают его, все боятся посмотреть на него, а, главное, Боже упаси, сесть рядом с ним. Никто к нему не ездит, никто о нем не говорит, ибо даже упоминание имени иетатора может принести несчастье.
Только очень большое богатство и знатность могут спасти от обвинения в иетаторстве.
Печально то, что иетатор заражает своим злым влиянием жену и детей, и все с испугом от них бегут. Ирине случилось присутствовать на одном завтраке, на который нечаянно была приглашена жена подобного иетатора. Две дамы, сидевшие недалеко от нее, в тот же день заболели; одна – обычным ей расстройством печени, другая – простудой, выехав слишком рано после тяжкой инфлуэнцы.
Обе болезни легко объяснялись и, тем не менее, были немедленно приписаны бедной женщине, которую с тех пор перестали принимать.
Ирину удивляло, что это нелепое суеверие разделяли не одни лишь римляне, а и большинство иностранцев. Приехав в Рим, они тотчас им заражались и выздоравливали, лишь выехав из Вечного Города. Объяснить эту странность возможно тем сильным, для многих почти невыносимым впечатлением, которое производит Рим. Живя в современных больших городах, люди всё время остаются в двадцатом столетии. Приехав в Рим, они принуждены жить зараз в ярко и сильно очерченном античном мире с его развалинами, с его дивными произведениями искусства; в не менее ярком средневековом мире Ватикана, церквей, монастырей и старинных палаццо; и, наконец, в современном ультра-модном мире. Все эти миры сплелись вместе и в течение одного и того же дня приходится переходить от одного к другому. Человеческий ум не в силах совместить все эти столь различные эпохи. Человек на время теряет здравый смысл и готов верить самым невероятным глупостям.
Другую языческую черту римлян составляет страстная любовь к своему городу. Приехавшему в первый раз иностранцу все задают один и тот же вопрос; нравится ли ему Рим? Горе наивному форестьеру, который отвечает отрицательно! Каким гневом сверкают черные глаза обиженных римлян! С каким презрением смотрят они на простака! Напрасно спешит он поправить свою ошибку, наивно сообщить, что ему за то очень нравится Флоренция или Венеция. Какое дело римлянам до этих городов? Несмотря на внешнее объединение, Италия по-прежнему состоит из множества отдельных государств. Любовью к Венеции или Неаполю можно только обидеть римлянина. Иностранец тщетно старается объяснить ему, что нельзя любить город, которому не хватает главного – гармонии; где на огромном пространстве разбросаны памятники самых разнообразных эпох и архитектур; где новые здания, воздвигаемые правительством способны довести человека до конвульсий, до того безжалостно режут они глаз своей белизной и новизной на фоне желтого старого города. Напрасно говорит иностранец, что ему, имеющему у себя широкие светлые проспекты, противны эти узкие извилистые коридоры, мрачные и сырые, где лишь подняв голову, можно увидеть полосу голубого неба. Что людям, привыкшим к чистым, тщательно политым улицам, отвратительна та желтая, густая и липкая пыль, что поднимается в Риме при малейшем дуновении ветра.
Римлянин мрачно всё это выслушивает, но упорно отказывается видеть недостатки своего кумира. Его не утешают уверения иностранцев, что Рим – оригинальнейший в мире город, и что каждый образованный человек обязан его посетить. Римлянин требует любви к Cara Roma[125], этой обожаемой красавице, за которую он готов умереть. И, слушая римлян, Ирина завидовала этой страстной любви, заставляющей народ пить перед отъездом воду из знаменитого фонтана Треви и бросать в него деньги, чтобы вернуться назад в Рим. Одна лишь в мире нация создала такое поэтическое поверие!