Мои современницы

– Поедемте сегодня в палаццо М.[138], – предложил Гжатский Ирине в одно солнечное утро, в середине марта, – сегодня там праздник и очень любопытный. Кроме Рима его, пожалуй, нигде не увидишь.

Они поехали в старый квартал Рима, где находятся почти все дворцы римской аристократии. Палаццо М. не отличается наружной красотой. Построен он как-то полукругом, что прежде, когда улица была узка и извилиста, казалось вполне естественным, но теперь на расширенном прямом Корсо имело несколько странный вид.

Когда-то, в Средние века, св. Филипп де Нери[139] сотворил чудо в этом дворце: воскресил одного из детей рода М. Легенда очень трогательно об этом повествует.

Святой Филипп вошел в комнату, когда маленький Паоло М. только что скончался. Родители безумно рыдали над телом своего дорогого мальчика. Филипп де Нери, тронутый их скорбью, приказал маленькому мертвецу «Встань!» и тотчас Паоло воскрес. Посмотрев на родителей, он с укором сказал им: «Зачем вернули вы меня на землю? Я так был там счастлив!» Пораженные его словами, родители стали молить св. Филиппа вновь умертвить Паоло, и он мановением руки отпустил молодую безгрешную душу в более светлый и счастливый мир…

Чудо совершилось 16 марта, и с тех пор в этот день верхний этаж палаццо с часовней, в которой хранятся реликвии св. Филиппа, открыт для всего Рима[140]. Непрерывным потоком спускаются и поднимаются по лестнице бедняки соседних кварталов со своими маленькими детьми, монахи, монахини и неизбежные туристы с бедекером в руках. Вход палаццо украшен по случаю праздника яркими драпировками и позументами. В дверях стоит раззолоченный швейцар с перевязью и булавою в руках. Красивый двор переполнен народом. Сверху, из третьего этажа, в маленькие окошки выглядывают головы любопытных.

Комнаты, предшествующие капелле, низки, с деревянными потолками, узенькими темными стеклами и старинной средневековой мебелью. Маленькая капелла ярко освещена. Одна за другой опускаются женщины на колена и долго, горячо молятся. Это детский праздник и всякой матери особенно дорог. Монахи и монахини рассказывают столпившимся вокруг них богомольцам легенду во всех ее подробностях. Народ слушает набожно, умиленно вздыхая; туристы – внимательно, насмешливо улыбаясь.

В этот же день, в парадных комнатах палаццо, князья М. принимают от четырех до семи своих знакомых. Это одна из старейших римских фамилий, ведущая свой род от древних римлян. Как все старые семьи Рима, князья М. принадлежат к «monde noir»[141], т. е. преклоняются перед Ватиканом.

Ирина с большим интересом осматривала огромную, в два света переднюю, с дивными потолками, античными статуями и красным балдахином у одной из стен. Иметь такой балдахин могут лишь древнейшие семьи Рима. Под ним стоит кресло Папы, который нередко навещал знатных римлян, когда еще не был узником[142]. На перила, окружающие возвышение, лакеи в каких-то необычайных ливреях, голубых с земляничным, раскладывали пальто приезжавших гостей. Дворецкий в черном фраке с цепью предлагал им расписаться в книге.

За передней тянулся ряд комнат с чудесными гобеленами, «gli arazzi»[143], как их называют итальянцы, с портшезом – экипажем прабабушек, картинами, статуями и такими древними вещами, какие давно уже исчезли из продажи. Так заинтересовала Ирину вырезанная из дерева и раскрашенная фигура девочки, служащая экраном.

Гости собрались в главной гостиной, огромной, в два света, комнате, с деревянным потолком XV столетия, когда архитектура не знала еще нынешних гладких потолков, а лишь тщательно расписывала и украшала бревна и стропила. Стены были затянуты красным шелком и покрыты картинами старинных мастеров. Портьеры из тяжелого красного бархата с позументами, мебель золоченая, массивная. Посреди залы, затянутой красным сукном, лежали шкуры белых медведей. То были единственные соотечественники, которых Ирина встретила на приеме.

Вся семья М. была в сборе. Бабушка, дедушка, внук, красивый пятнадцатилетий мальчик в курточке одной из коллегий и даже восьмимесячный бамбино в белом кружевном платьице, важно восседающий на коленях своей кормилицы, одетой в традиционный костюм албанских крестьянок[144]: красный суконный корсаж с позументами и головной убор из красных лент, приколотый к волосам большими золотыми шпильками.

Маленький принчипе[145] веселился, казалось, более всех. Он усердно теребил за усы всех наклонявшихся к нему мужчин, сдергивал вуали с дам, бойко поглядывая вокруг пытливыми серыми глазками. И, Боже, с какою нежностью смотрела вся семья на этого последнего члена своего древнего рода!