Мои современницы

Она прошла через слабо освещенную вторую приемную в гостиную, несколько уютнее меблированную, с картинами и цветами. Кардинал стоял у письменного стола не в красном одеянии, как наивно ожидала Ирина, а в черном с красной выпушкой. Довольно потертая красная шапочка лежала рядом на столе. Кардинал молча смотрел на Ирину, и глубокое недоумение виднелось в его умных глазах. Ирина твердыми шагами подошла к нему, поцеловала перстень с мощами на левой руке кардинала и объявила, что очень благодарна за честь, которую Son Eminence оказал ей, удостоив ее приема. Кардинал улыбнулся. Светский человек проснулся в нем и, усадив Ирину на маленький диван, он принялся расспрашивать ее о России. В его вопросах замечалось отличное знание русских церковных дел. Особенно интересовался он некоторыми священниками, только что сосланными Синодом на послушание в дальние монастыри.

– Mais enfin, que veulent – ils? Que demandent – ils? Quel est le but de leur révolte?[155] – допрашивал кардинал.

– Мне кажется, – простодушно отвечала Ирина, – что они добиваются созыва собора, с тем чтобы восстановить патриаршество.

Тень пробежала по лицу кардинала. Он нахмурился.

– Этого вам вовсе не нужно, – быстро проговорил он, – это лишнее, совсем лишнее, – и он поспешил перейти к Риму, расспрашивая Ирину, где она была и понравились ли ей римские катакомбы.

– Нет, – отвечала она, – мне больше нравятся русские.

– Да, знаю, в Киеве. Но ведь они относятся лишь к IX веку, а здесь, в Риме, подумайте, похоронены мученики первых времен христианства, – с восторгом говорил кардинал.

Ирина спросила, где покоятся мощи апостола Андрея.

– Андрея? – призадумался на миг кардинал, – глава хранится в храме св. Петра, а частицы мощей в разных церквах[156].

– Я потому спрашиваю, – пояснила Ирина в ответ на несколько недоумевающий взгляд кардинала, – что апостол Андрей нам, русским, особенно дорог тем, что первый проповедал нам христианство.

– Как же, знаю! Апостол Андрей, брат апостола Петра, – с тонкою улыбкой отвечал кардинал, как бы подчеркивая, что Рим и Россия получили христианство от двух родных братьев.

– Ну, а какие же церкви вы видали в Риме?

Ирина назвала несколько известных храмов.

– А были вы в церкви св. Цецилии?[157] – как-то робко спросил кардинал – Нет? – И разочарование послышалось в его голосе. – Непременно ее посетите. Это моя церковь. Там есть очень интересное подземелье.

Какая-то умиленная улыбка вдруг осветила лицо этого пожилого и серьезного человека. Как потом узнала Ирина, кардинал R. все свои доходы отдавал на реставрацию, украшение и содержание церкви св. Цецилии. На другой же день Ирина поехала ее посмотреть. Старинный храм блистал чистотою и свежестью. Электрические лампады горели перед мраморной статуей св. Цецилии. Всюду перед ее изображением стояли цветы. Ирина спустилась в подземелье, где находится гробница Святой и была очарована прелестной новой часовней с тоненькими стройными колонками, с великолепной, в византийском стиле, мозаикой. Так украшают и холят гробницу родной, нежно любимой дочери. Лишь увидав церковь, Ирина поняла истинный характер кардинала R. В этом серьезном человеке скрывалась нежная, любящая душа, способная, за неимением семьи, горячо привязаться к поэтической тени, поразившему чистому образу, к чьей-нибудь светлой памяти…

Гжатский остался очень доволен впечатлением, произведенным на Ирину кардиналом R., и объявил, что ей теперь следует посетить монсиньора Лефрен[158], о котором в ту зиму говорил весь Рим.

Монсиньор Лефрен, умный и ученый француз, написал историю христианской церкви. Книга была напечатана, пущена в продажу, многими прочтена, как вдруг отцы-иезуиты, которые давно уже присвоили себе право ревниво оберегать чистоту католической религии, объявили книгу опасной.

«В ней нет ничего противного догматам Католической церкви, – писали они, – но весь дух, весь тон сочинения оскорбителен и вреден для верующих».