Мои современницы

L’amour que je sens, l’amour qui me cuit,
Ce n’est pas l’amour chaste et platonique
Sorbet à la neige, avec un biscuit,
C’est l’amour de chair, c’est un plat tonique.

C’est l’amour brûlant comme un feu grégeois,
C’est l’amour féroce et l’amour solide
Surtout ce n’est pas l’amour des bourgeois
Amour de bourgeois, jardin d’invalide.

Ce n’est pas non plus l’amour de roman
Faux, prétentieux, avec une glose
De si, de pourquoi, de mais, de comment
C’est l’amour tout simple et pas autre chose.

C’est l’amour puissant, c’est l’amour vermeil.
Je serai le folt, tu seras la dune,
Tu seras la terre et moi, le soleil
Et cela vaut mieux, que leur clair de lune![185]

Гретхен притворилась испуганной, но Ирина молча посмотрела на Гжатского, и оба подумали: «Это правда!» Вино, ужин, музыка начинали на них действовать. Они мало говорили, с таинственной улыбкой смотрели друг на друга и, сами того не замечая, вздыхали не хуже соседнего немца.

Из ресторана они вышли разнеженные, прижимаясь друг к другу и напевая только что слышанные мотивы. Ночь стояла темная, жаркая, душная. Идти было недалеко. Отель их по случаю мертвого сезона рисовался среди деревьев мрачный и тихий. Лишь дверь, выходившая в сад, стояла полуотворенной, и из нее лился на дорогу электрический свет ночника. Подойдя ближе, они заметили, что не все еще спали в гостинице. Давишняя красавица стояла неподвижно на крыльце, облокотясь на перила и точно кого-то поджидала. Она сняла свою огромную шляпу и накрыла волоса черным кружевом. В зубах она держала пунцовую розу. Гжатский, не глядя на нее, прошел в отель вперед Ирины. Красавица с насмешливой и торжествующей улыбкой посмотрела ему в след.

– Знаете, кого она напоминает? – говорила Ирина, идя по коридору рядом с Гжатским. – Кармен в первом акте, когда та соблазняет Дон Хозе.

Сергей Григорьевич неожиданно рассвирепел.

– Кармен? Скажите, как поэтично! Не Кармен она, а, просто с-чь!

– Что с вами, Сергей Григорьевич?!

– Что? Не салонное слово сказал? Ну, я его назад не беру: оно прекрасно выражает мою мысль. Однако, довольно разговоров! Пора спать. Вот ваша дверь. Покойной ночи!

XXI

Но пожеланию Гжатского не суждено было исполниться. Ужин ли, музыка или крепкий черный кофе были тому причиной, но только Ирина никак не могла уснуть в эту ночь. Она пила сахарную воду, ставила холодные компрессы на голову, ворочалась, вставала, отворяла окна – всё было напрасно, и сон упорно «бежал ее очей». Наконец, в четвертом часу, накинув пеньюар, села она с книгой на диван, надеясь уснуть на заре, как часто с ней бывало после бессонной ночи.

Но и книга не заинтересовала ее. Возбужденный мозг не в силах был следить за всеми перипетиями кисло-сладкого английского романа. Предоставив героине пить на лугу двадцатую чашку чая в обществе героя, только что выигравшего «сэт» в теннисе, Ирина отложила в сторону книгу и задумалась. Вспомнилась ей Россия, отъезд из Петербурга, первые впечатления Рима, Père Etienne, встреча с Гжатским…

«Как всё неожиданно устроилось, – с тихой улыбкой думала она, – мы-то, наивные, суетимся, делаем планы, мечемся из стороны в сторону и серьезно воображаем, что в состоянии устроить свою судьбу. А Бог, между тем, всё делает по своему, по хорошему, ибо наши характеры, наши потребности лучше ему известны, чем нам. Так вот и теперь: в то время, когда я считала свою жизнь уже законченной, Он посылает мне такого чудесного человека. В самых пылких мечтах моих я не представляла себе идеальнее мужа. В нем всё есть: и красота, и ум, и прекрасное сердце. Возможно ли сравнить его с ничтожными петербургскими чиновниками, с их вульгарным карьеризмом, с их жадностью к деньгам и мелкой завистью друг к другу. О, милый Сергей, ты – солнце рядом с этими червяками!

…И какие у него строгие идеалы, – продолжала свои мечты Ирина, – как сурово осудил он давишнюю несчастную женщину! Слишком, пожалуй, сурово, но это доказывает, как серьезно он смотрит на любовь. О, милый, милый!

…Как, однако, ошибались священники, называя мою веру языческой! Я чувствовала, что была права. Бог хотел испытать меня долгим отчаянием, долгой мучительной тоской, но, наконец, видя, что я не ожесточилась и по-прежнему осталась честной и доброй, послал мне в награду дивное счастье. Моя вера была правая, мой Бог победил!»