Мои современницы

– Я погибла, – с испугом шептала Ирина, судорожно цепляясь за Гжатского и как бы только теперь поняв, что она над собою сделала – я умираю! Я отравилась сулемой!

– Как отравилась? Нарочно отравилась? Да неужели же из-за этой проклятой француженки?!

– Да, – со стыдом призналась Ирина.

Гжатский с ужасом смотрел на ее искаженное лицо. «Безумная! безумная!» – повторял он, как потерянный… Наконец опомнился, вырвался из ее рук и бросился к двери.

– Доктора! Доктора! – слышался его отчаянный крик в коридоре.

– Поздно, слишком поздно… – шептала Ирина.

И предсмертные страдания завладели ею…

Рим, 1912 г.

Адвокатка

Смирись, гордый человек!

Потрудись, праздный человек!

Из Пушкинской речи Достоевского.

I

Яркая луна плыла над заснувшим морем, освещая пустынную набережную и чахлые пальмы Promenade des Anglais[186]. Двери сверкавших огнями отелей беспрестанно открывались, выпуская иностранцев, спешивших на площадь Массена. Сегодня вечером Его Величество Карнавал XLI[187] торжественно въезжал в свой добрый город Ниццу. Рано утром герольды в роскошных одеждах ездили в сопровождении трубачей по всему городу и, остановясь на перекрестке, читали собравшейся публике следующий любопытный манифест:

Seigneurs et Dames de cette Cité!

Seigneurs Etrangers des cinq parties du monde, qui n’êtes point d’ici!

A vous mon augustissime maître, Carnaval XLI fait savoir par ma voix, qu’il arrivera ce soir même dans son aimable royaume. Sa Majesté apporte avec Elle d’abondantes provisions de sourires, des ballots de belle humeur, des cargaisons de mots d’esprit et de calembours.

Que dès ce soir donc la ville entière se trémousse!

Que l’allégresse la plus folle secoue les jambes des jeunes et des vieux! Que chacun frétillé à perdre haleine! Et vous, femmes, soyez toutes souriantes et jolies! Et vous, maris, cessez d’être grognons et jaloux! Les temps sont arrivés de la douce folie et des plaisirs sans fin.

Mon illustrissime Maître demande et ordonne que tout le monde soit gai lejour et la nuit. ll regardera comme des ennemis et dangereux pour l’ordre public les hypocondriaques, les grises mines, les mélancoliques, les empêcheurs de danser en rond! Ceux – la seront incontinent expulsés du royaume de peur qu’ils ne contaminent les autres.

Accourez donc en foule ce soir, bons et fidèles habitants de Nice-la-Belle![188]

Шутливый тон манифеста был мигом подхвачен газетами. Длинные передовые статьи серьезно толковали читателям, как огорчены были провансальцы тем, что на днях лишь избранный президентом республики Raymond Poincaré[189] – уроженец восточной Франции, и как Комитет Карнавальных торжеств решил их утешить, устроив иллюминацию в виде рыб и раков, запутавшихся в сетях и тем напомнить огорченным южанам их любимый суп bouillabaisse[190]. Или как, согласно первоначальной идее, Карнавал должен был въехать в Ниццу под видом Мулай-Гафида[191], как тот протестовал, и французское правительство, боясь новых осложнений в Марокко, умолило Комиссию празднеств отказаться от своего намерения.

Все эти глупости писались с тем остроумием и мастерством, на которое способны лишь одни французы. Публика хохотала, читая газеты, и, весело настроенная, спешила на встречу необычайному владыке, который, хоть и был всегда горячо любим подданными, но, увы, царствовал лишь тринадцать дней, сгорая затем по воле своего неблагодарного народа.

Place Masséna[192] была застроена трибунами и полна зрителями. С вершины трамвайного павильона, где находилось мое место, видна была вся роскошная, пестрая иллюминация. Чудовищные розовые рыбы, омары и зеленые пауки переливались огоньками, режа глаза и вызывая слезы. Огромный дракон вертелся и извивался под восторженные аплодисменты публики. Четыре оркестра перебивали друг друга, производя вместо музыки дикий рев. Их соперниками явилась толпа масок со скрипками, барабанами и трубами, кочующая по площади. Она знала только один мотив, но так заразительно играла, и пела и танцевала, что вся собравшаяся публика тоже подпевала и подплясывала.

Наконец, из ярко освещенного туннеля Avenue de la Gare[193] показалась процессия. Ракеты высоко взвились, с шумом разрываясь. Бенгальские огни зажглись во всех четырех углах площади. Оркестры старались переиграть друг друга, а высоко над трибунами, гудя, промчался аэроплан.

Процессию начинали давешние герольды. За ними следовала блестящая свита Карнавала: прелестные голубые стрекозы с прозрачными крыльями, верхом на ослах; рыцари Мака, Василька и Маргаритки – национальных цветов Франции; рыцари разноцветной ниццкой Гвоздики и рыцари Апельсина в желтых атласных камзолах с зеленой мантией и с колоссальными апельсинами в виде головных уборов.