Мои современницы

Ирина ликовала, торжествовала, и никогда еще жизнь не казалась ей столь прекрасной! Она вдруг почувствовала, что то была самая счастливая минута в ее существовании, и что лучше уже не будет…

Ирина встала, открыла дверь на балкон и вышла. Ночь еще продолжалась, но можно было уже разглядеть деревья. День рождался серый и угрюмый.

«Сейчас встанет солнце, – подумала Ирина, – как, должно быть, оно красиво с большой террасы казино!»

Мысль посмотреть восход солнца овладела ею. «В самом деле, столько лет прожила она на свете, а восхода никогда не видала. Как удивится Сергей, когда она расскажет ему свои впечатления!»

Ирина принялась поспешно одеваться. Накинув сверху платья пальто, прикрыв волоса шарфом, она вышла в коридор. Ночник погас, но через стеклянную дверь, ведущую в сад, лился сероватый свет. Ирина тихо скользила по длинному коридору, как вдруг одна дверь направо привлекла ее внимание. Дверь эта отворялась тихо, медленно, осторожно… Что-то страшное, преступное почудилось ей в этой осторожности. Ирина остановилась в тени большого шкафа и не сводила с нее глаз.

Дверь, наконец, отворилась до половины, и вчерашняя красавица вышла в коридор. На ней наскоро был наброшен кружевной капот, длинные сбившиеся волосы тяжелой массой висели на спине. Красавица внимательно оглядела коридор, затем обернулась назад, что-то сказала, и из комнаты вышел… Гжатский. В свою очередь он что-то прошептал ей, и оба тихо засмеялись. Осторожно ступая по ковру, Сергей Григорьевич прокрался к лестнице и скрылся за ее поворотом. Красавица закрыла дверь…

Ноги подкосились у бедной Ирины. С трудом их передвигая, опираясь на стену, еле добралась она до своей комнаты и в изнеможении повалилась на диван…

Давно уже взошло солнце и сквозь ставни пробралось в комнату. Давно пели птицы, шумели и смеялись люди, а Ирина всё лежала неподвижно. Мысли вихрем летели через ее голову, и не на одной не могла она остановиться. Наконец, стала она сознавать удар, что на нее обрушился.

«Так вот ты какой! – наивно, по-детски, шептала Ирина, – а я-то так в тебя верила, так высоко ставила…

…Да ведь это же пустой анекдот, глупость, последствие веселого ужина», – пробовал успокоить ее разум, но Ирина его не слушала: «Если только ужин, то почему же Сергей не пришел к ней, к своей невесте? Какое ей дело до венчанья? Разве давно уже не принадлежит она Гжатскому всецело? Но он к ней не пошел. Он считает ее старухой и чувствует отвращенье».

И при этой мысли такое отчаянье овладело Ириной, что она упала на ковер и каталась по полу, стуча головой и стараясь хоть этим заглушить мучительную боль. «Ты смешна, ты старуха, ты комична, со всеми твоими модными нарядами», – со злобою повторяла Ирина. Она поднялась с ковра, подошла к зеркалу и с отвращением рассматривала свое облитое слезами, измученное, страшно постаревшее за эту ночь лицо. «Так вот какая роль отводилась тебе в жизни Сергея, – с горечью шептала своему искаженному изображению Ирина, – идеал, копия его матери, статуя чистоты и благородства, стоящая на пьедестале и окруженная почетом и уважением. Ох, уж это вечное уважение! Как давно оно мне надоело! Любви я хочу, месяц любви, день любви, час любви! Но, увы, любовь будет всегда отдаваться прохожим Кармен, на мою же долю никогда не достанется. А если так, то не стоить и жить!»

Горькая обида на Бога охватила Ирину. «К чему это издевательство? – стонала несчастная. – Ведь Ты знаешь, что если бы я поступила в монастырь, то сделалась бы примерной монахиней. К чему же было смущать меня, посылать мне надежду на счастье с тем, чтобы потом надо мною посмеяться. Точно я и без того не была достаточно несчастна! Вся жизнь моя была сплошным мучением, глубокой, никогда не прекращавшейся, тоской! Но Тебе показалось этого мало, Тебе нужны виртуозные пытки… Да кто же, кто же Ты, наконец, если позволяешь себе так бессовестно издеваться над людскими сердцами! Нет, ты не Бог, не то благородное и великодушное существо, которое я создала по образу моему и подобию. Ты – злой паук, высасывающий кровь из людей. Ну, так вот же, я докажу, что я сильнее Тебя. Я убью себя и лишу Тебя наслаждения видеть впредь мою пытку!»

…«Опомнись! – робко шептал ей разум, – посмотри трезвее на жизнь. Не так уж развратен твой Гжатский. Никто бы не помешал ему проводить всю свою жизнь среди красивых Кармен, и однако ты сама видела, как страстно боролся он за тебя всю зиму, как упорно желал тобою овладеть. Он понимал, что только с тобою может быть счастлив. Ну, вот, и ты в ответ также страстно борись за него, упорно береги в нем ту божественную искру, что живет в каждом человеке. Борись и твердо знай, что ты, чистая и целомудренная, сильнее всех красавиц мира, и что окончательная победа принадлежит тебе, а не им!»