Моя любимая страна

— Это стандартная бумага, стажер, — говорит старлей Дима. Заполняется на всех. Вполголоса говорит: «Не думай об этом, не задумывайся даже. Съедешь».

Через четверть часа прибегает мать. Конвоируем в комнату для свиданий с родными. Через пять минут приходит «Шахерезада» — дежурная ГУВД по Москве, ведающая перевозками «пленных». Высокая, черноволосая, изумительной красоты девушка в ватнике скуривает сигареты, жалуется на запару: квартальные отчеты, все как с ума посходили «злодеев» ловить. Увозит пленного.

Собираемся ужинать. Готовим стол — нарезаем колбасу, разбавляем коньяк колой.

Праздники на носу, и менты красочно рассказывают о своих подработках. На низовой должности не прокормишься даже на взятках. Оперативник Вася, который между сутками работает в цветочном магазине флористом, рассказывает, что самые красивые «большие» букеты составляются из мусора — цветов, которые никто по отдельности не купит. Основной вид подработки — охранник. Почти каждый мечтает сменить работу насовсем. Голубая, недосягаемая мечта — налоговая или таможня.

Дима, который в милиции уже семь лет, делится самыми теплыми воспоминаниями:

— Помню, на одной стройке таджики работали. И пиздили сумочки у женщин. Регулярно. За ночь — одна-две терпилы приходят. А мы все этих узкоглазых прищучить не могли. Начальник плешь ест. Ну, в один прекрасный день после суток переоделись в гражданку, позвали друзей, взяли дубинки — и отметелили их по-черному. Они, как тараканы, потом по стройке расползались. Все, ни одного преступления в районе стройки.

Менты одобрительно ржут. Дима продолжает:

— Но это не то. Вот два года назад стояли на мосту в оцеплении. Обходит нас какой-то полковник из округа. Ну то-се: как мы плохо выглядим, какие мы бараны. Ноябрь, снег валит, но река еще не замерзла. И в этот момент с моста сиганула девушка. Я опомниться не успел — а уже бегу под мост и на ходу одежду с себя сдираю. Этот мудак орет вслед что-то. А я с разбегу — в воду. Думал, сердце остановится. Гребу изо всех сил, а ее головы уже над поверхностью не видно. Нырял, глаза холод обжигает, почти ничего не видно. Нашел ее все-таки. Она уже не дышала. Выволок за волосы. На асфальт положил — и рядом рухнул. Меня и ее — в больницу. Говорят, что выжила, но я не знаю — она ко мне не зашла ни разу в палату, стеснялась, наверное. А мне объявили строгач — за то, что кобуру на землю бросил и не слушался приказов старшего по званию. Премию сняли.

Молчим.

— Это самое-самое лучшее мое воспоминание, — говорит Дима.

Опера, хихикая, достают пакетик с травкой. Меня посылают к криминалисту — выпрашивать фольгу. Из пустой бутылки делают бульбулятор.

— Не боитесь?

— Да ладно, все люди.

С окружными дежурками есть договоренность — предупреждать о выезде проверяющих.

Что-то говорят принимающие вызовы телефоны. Не слышим. Наконец самый трезвый из нас подползает к телефону — и начинает ржать в трубку. Мы тут же подхватываем.

— Вы что там, опять обкурились, бляди? — орет трубка. — Вызов принимайте!

Честно пытаемся записать название улицы. Не получается.

На вызов никто не едет.

Мы с Димой тащимся в холл, к официальному стенду. Письмо министра Нургалиева[15] к сотрудникам милиции кажется невероятно, фантастически, непоправимо смешным. Ржем до колик.

Через пару часов непрерывного веселья укладываемся спать в дежурке на диванах. Самый трезвый из оперативников остается дежурить на телефоне. Будят нас почти сразу же.

У окошечка дежурки стоит роскошная блондинка в деловом костюме. Только что на нее в подъезде напали и отобрали сумочку. Она спокойна как удав.

— Сумочка — это ерунда, извините за выражение. Но там мой загранпаспорт. Мне улетать через два дня. Могу ли я получить новый паспорт завтра?

— Ну если только Пронину[16] на мобильный позвоните.

— Владимиру Васильевичу? У него совещание в десять заканчивается, так?

Терпила оказывается менеджером «дочки» «Газпрома»[17].

На «Порше-Кайене» она подвозит нас к месту преступления. На подъездах к дому оперативники морщатся.

— Эээ… Дамочка. Вы бы это… Квартиру бы сменили.

— Почему?

— Тут в соседнем подъезде чурки держат точку. Ну, наркоту толкают. Нарикам деньги нужны. Они на жильцов нападают. Вы не первая такая. Смените квартиру.

— Indeed, придется. Спасибо за совет.

Она не спрашивает, почему бы просто не прикрыть точку.

Возвращаемся в семь.

На полу обезьянника — парень с окровавленной головой и безумными вытаращенными глазами. Две недели назад он получил за грабеж два года условно. А сегодня напился и вдребезги раскурочил арматуриной стекла на девяти машинах. На десятой его взяли. Начал отмахиваться — отметелили.

— Зачем тебе это? — вдруг спрашивает Дима, присев у клетки. — Звейчик, зачем ты это сделал?

— Похуй.

— У тебя же невеста есть. Ты ведь в тюрьму пойдешь, Звейчик. Ты сдохнешь там.

— Похуй.

Дима бежит в дежурку за ключами и судорожно начинает отпирать клетку — с явным намерением Звейчику добавить. Дежурный его притормаживает: