Моя мама - ведьма!

— Не там, — ведьма качает головой, — это окраина Димиса. Еще до усугубления противоведьминской политики. Тогда еще ведьмам было только запрещено селиться в деревнях, но можно было — в лесах, неподалеку. Правда не ближе чем за четыре версты. И приходить в деревню не чаще раза в неделю, чтобы сбыть зелья и наговорные амулеты. Тот день… Мы как раз пришли. Мама зашла к подруге, я отпрашивалась погулять. А потом проснулся мракобес. Это всегда как гроза на ровном месте. Предсказать, предчувствовать — нельзя. Спастись, в общем-то, тоже.

— Ты его знала? — тихо спрашивает Аджит. — Того мальчишку?

— Его звали Нардин, — у ведьмы болезненно кривятся губы, — сын отставного солдафона, деревенского старосты. Ему запрещали водиться с ведьминским отродьем, то есть со мной, но он все равно водился. Судя по всему, это — не все, что ему запрещали…

— Разве можно запретить чаровнику чаровать?

— Если бить смертным боем за малейшую чару, конечно, можно, — ведьма чуть прикрывает глаза. Она все еще в тисках нажьего хвоста, но ей, кажется, больно совсем не от этого, — Господин Ланнис и чужому ребенку не гнушался отвесить пинок или затрещину, а жена его даже к молочнице частенько приходила с синяками. Так что… Диню тоже доставалось, видимо. От вояки-то, который «ведьмино отродье жег без разбору». Кажется, именно после Малых Медовок димисский царек принял закон об обязательной проверке всякого рождающегося младенца на ведьмин дар. И если магия находилась…

— Их убивали? — на языке у раджа становится сухо. Ведьм в Махавире не любили в основном из-за принципиальной взаимности, и руки рубили за любое наносящее вред нагу колдовство, но до казней не доходили. Просто просили принять под свое крыло терпимых к многим недостаткам соседей, да и своих, в том числе, вароссцам.

— Нет, зачем, — ведьма едко кривится, — зачем убивать тех, кого можно заковать в ошейники и сделать магическими рабами. Солдатами Димисской Короны, так они это называют. По факту — все маги, оставшиеся в Димиссе — или рабы на побегушках военных, или просто — вне закона.

— Вы переселились в Варосс после этого?

Он говорит, а сам вспоминает, что Димис не такая уж окраина мира. Между прочим, даже соседи по дальней юго-западной границе. Союзниками нагам они не были, вооруженный нейтралитет всегда устраивал обоих соседей.

Что ж, теперь сохранять этот нейтралитет будет, пожалуй, чуточку сложнее…

— Нас забрал ковен. Таково было… — ведьма запинается, а потом повторяет свои слова, но уже чуть-чуть по-другому, — так было лучше для нас. С ковеном мы были не так уязвимы.

Что-то мерещится Аджиту в её глазах, что-то утаенное, и хочется сначала добиться от неё истины, хоть даже приказать — она сама вверила ему свою судьбу, в конце концов. Но… Пожалуй, нет. Не та эта тайна, которую хочется вырвать из её груди любым способом.

Сам не замечает, как распускает хвост, опуская ведьму на пол. Гнев иссяк, как не было, а то, что пришло на его место — к этой женщине испытывать нельзя. Не к лицу высшему жрецу Аспес сочувствовать и уж тем более испытывать вину перед какой-то человеческой ведьмой.

— Я прошу прощения у великого раджа, — негромко, но твердо произносит она, опуская глаза, — я забылась. Позволила себе обвинять вашу светлость. Очевидно, что судьба мракобеса не ожидает… — она запинается, будто пытаясь подобрать нужное слово, и тратит на это добрую минуту, но все-таки заканчивает, — наследника престола древнейшего Махавира.

Такое ощущение, что эту ведьму кто-то учил…

Хотя почему кто-то, Аджит же и учил. Когда они замерзали валяться в мокрой, покрытой росой траве, когда уставали терзать друг друга молодой кипучей страстью — приходило время и для разговоров. И он охотно говорил ей про Махавир. Был уверен, что ей еще долго жить здесь рядом с ним. А она охотно слушала. Запоминала. Ведьма все обратит на свою пользу. Даже знание, полученное от отвратительного нелюдя.

И все же…

— Я не запрещаю Викраму колдовать, — отстраненно произносит Аджит, — просто мы делаем вид, что не видим в этом ничего необычного. Согласно нашей легенде — он рожден свободной волшебницей.

Ведьма скептично качает головой — судя по всему, и к этому пункту выдуманной истории у неё находятся замечания. Слава Аспес — она удерживает свои замечания при себе.

А ведь если бы кое-кто не предал свою судьбу — никаких сырых и не выдерживающих критики легенд придумывать бы не было необходимости!

— Не передумал ли великий радж позволить мне встречу с вашим сыном? — ему казалось, что он будет рад, если ведьма осознает свое место, и не будет заявлять свое отношение к Викраму. Нет. Раздражает. Будто красной линией подчеркивает, что она уже от него отказалась.

Так зачем ей сейчас с ним встречаться?

Вот только если никто не осудит раджа, отказавшего ведьме, то отцу, нарушившему данное сыну обещание, вернуть прежнее доверие будет сложно.

— Первое мое условие я тебе произнес. Встреча не должна выходить за пределы моего замка. И если я узнаю, что ты для чего-нибудь его используешь…

Он не стал договаривать, но ведьма почему-то именно этому возмутилась больше всего.