Моя палата

   Тома искоса глядела ему вслед, затем повернулась к Степану и подмигнула.

   – Стенька, а ты чего тут стоишь? Иди, посиди на посту пока. Все равно там никого нет.

   Степан улыбнулся и кивнул.

   – Я через полчаса приду в столовую. Знаешь, что будет, если я тебя там не увижу? – продолжила она "ласкать своим резко подобревшим голосом" его уши.

   – Отнимешь печенье у детей?

   Тома залилась звонким смехом.

   – Стенька, вот правда, ты не наш клиент! Тебе бы баб жать на танцах, а то и в ЗАГС уже тащить одну счастливицу! А ты вот у нас прописался!

   Степан опять улыбнулся. Тома повернулась к Афанасию, и тот сразу же подставил ей голову.

   – Вот, еще коты тут у нас развелись! А как тебя гладить, если ты мышей распустил по всему дому, а?

   Афанасий боязливо оглянулся.

   – Пока последнюю мышь не изведешь – не поглажу! Так и знай! А теперь, айда в столовую, помогай там столы двигать! – Тома взяла Афанасия под руку и повела его в сторону столь нелюбимого Степаном места.

   Едва она дошла до конца коридора, как бросила Афанасия и всплеснула руками:

   – Батюшки святый, вы гляньте, кто у нас тут заблудился!

   По коридору навстречу ей, "вспахивая линолеум", тяжело шагал сантехник в технической робе и кирзовых сапогах. Траектория его движения напоминала полет мячика для пинг-понга – он двигался от стены к стене, периодически останавливаясь, чтобы свериться с компасом в своем затуманенном мозгу.

   – Иди на хер, Томка... – злобно прорычал сантехник.

   – Если я туда пойду, тебя с инфарктом увезут, понял? – прошипела Тома.

   Сантехник попытался ответить что-то членораздельное, но выдавил из своей пасти, похожую на мясорубку, только фарш из звуков: "ы-ы-ы-ать, ска".

   – Вон палата, там трубы не греют! Иди, чини! – скомандовала твердо Тома.

   Сантехник перевел взгляд в сторону Степана и сфокусировал взгляд на нем. Ухмыльнувшись, он "включил первую передачу, испустил облако газа и покатился вперед". Проходя мимо Степана, сантехник презрительно осмотрел его, обрызгался слюной и произнес:

   – Понарожают дебилов... Видать, папка с мамкой бухими тебя строганули, а?

   Степан молчал.

   – Бесполезные твари... – с этими словами сантехник вошел в палату.

   Он некоторое время стоял посреди палаты, трепеща, словно пакет, прицепившийся к ветке в ветреную погоду. Затем выудил из-за пазухи разводной ключ, выставил перед собой, как меч, и ринулся на батарею. Она встретила его звонким отпором, отбив ключ сантехнику в голову.

   – ...ать аю-ю-ю! – завопил он и уселся своими грязными штанами на подушку Степана.

   Степан отвернулся от этого зрелища и перенес вес тела со стены на свои ноги. Он побрел к посту, чтобы не стать свидетелем эпической драмы. За все полгода, что ему довелось провести в больнице, Степан ни разу не сидел на этом кресле. Металлические его подлокотники были изрядно загнуты в стороны, наверное, для того, чтобы баба Нина могла "поместить свои килограммы на небольшом относительно площади ее западной стороны сидении".

   "Интересно, – подумал Степан, – баба Нина учитывает стороны света своего тела, когда молится на запад? Может, нельзя молиться восточной стороной на западную?"

   Кресло встретило своего гостя мягким гостеприимством и теплым пледом. На столе, "возмущенный своей неактуальностью", лежал график дежурств, переписанный в нескольких местах от руки. Рядом к столешнице был приклеен карманный календарик за позапрошлый год, имеющий на одной стороне свидетельства попыток его содрать. На самой столешнице под пустыми бланками справок шариковой ручкой была выскоблена надпись "Бог – это твой доктор". В тумбочку Степан заглядывать не стал, так как не любил нарушать приватность даже такого общественного места. Он бы стучался и в дверь трамвая, если бы они ходили в городе, в котором прошло его детство и студенческие годы.

   – Ты чего тут делаешь? – раздался недовольный голос над головой Степана.

   Федор Никитович навис над плечами своего пациента и, уцепившись пальцами о край стола подобно грифу, сидящему на ветке, заглядывал Степану в глаза.

   – Меня тут посадили ждать... Пока там в палате...

   Степана прервала многослойная брань, донесшаяся из палаты, и вторящие ей звонкие удары металла о металл. Федор Никитович перевел взгляд в ту сторону и кивнул.

   – Так держать, Степан. Не шали! – и в мгновение ока испарился.

   Из палаты вывалился сантехник, роняя по пути инструмент. Сделав полшага, он споткнулся о свой же ключ и опять бросился обнимать стену.

   – ... д-д-доны! – шипел сантехник, "отталкивая от себя слишком настойчивую в своей симпатии стену".

   Он пронесся мимо Степана в сторону выхода из отделения и забарабанил кирзовыми сапогами по ступенькам, пропуская по половине пролета, преодолевая их непонятным образом.