Моя палата

   Степан потянулся и зевнул. Теплый мохнатый колючий плед укутал его, и ему показалось, что он лежит в высокой летней траве, а сверху его ноги и руки обогревает яркое солнце. Плед накрыл плечи и шею Степана, и принялся нашептывать умиротворяющие слова, похожие на шуршание кошачьей шерсти о кожу. Ему сейчас стало легко и приятно. На какое-то мгновение перед глазами возник незаконченный чертеж. И едва он поднял руку, чтобы сделать небольшой набросок, как чертеж смялся и прыгнул в карман пробежавшему мимо поста серому пациенту, имя которого Степан даже когда-то помнил.

   Со стороны столовой снова началось гудение, послышались стуки ложек, громыхание тарелок. Возле входа в нее "начал произрастать сосновый бор из тонких ломких деревцев-пациентов", волнующихся о том же, о чем и утром: что сегодня перепадет в их тарелку?

   Степан вздохнул и мысленно ответил: гречневый суп, макароны с рыбой и компот. По четвергам всегда давали одно и то же... Он решил пойти в столовую последним, чтобы не тратить силы на стояние в очереди. Есть, само собой, он не планировал, но отметить свое присутствие был обязан, потому как злить Тому ему не хотелось.

   Кто-то из пациентов, толкая остальных, поинтересовался голосом контролера, орущего "предъявите билеты!":

   – Сегодня мандарины будут давать? Новый год все-таки!

   Все зашептались, но внятно ответить никто не смог.

   – Главное, чтобы не было! Нельзя мне, аллергия у меня! Главное чтобы не было! – сам себе ответил тот.

   Вскоре дверь столовой отворилась, и обеденный час настал, отмеряемый песочными часами с пациентами вместо песка. Они ссыпались сквозь узкую дверь и распадались на две кучки, как это делал сегодня утром ручей. Степан лежал в полудреме, пока не услышал, как последний из пациентов закрыл за собой дверь, согласно требованию поварихи. Он поднялся, горько сожалея о том, что сбросил с себя плед. Низкая температура впилась в руки и ноги, подбивая их поскорее двинуться в путь. Опустевший коридор гнусавил эхом его нетвердых шагов, сопровождая к светлому пятну на полу – это дневной свет струился из матовых стекол двери, заикаясь перебивавшими его тенями. Внутри столовой, подобно супу в котелке, "кипела жизнь, куски мяса плавали от борта к борту, смешиваясь с мелкими крупинками писклявых голосов". За спиной Степана, разрушая витраж возникших в его голове образов, проплыло грозовое облако мата: сантехник шел в его палату с кувалдой наперевес. Прочищая себе дорогу грязной бранью, он призывал к ответу всех, кто приложил руку к строительству этого здания.

   Степан вновь повернул голову к двери столовой и толкнул ее, в глубине души надеясь, что она не откроется. Но дверь, не разбираясь, кто перед ней стоит, податливо ушла в сторону "и слегка поклонилась". Он заглянул внутрь и сразу попал на пристреленное место, куда разрывные патроны, вылетающие из глаз поварихи, попадали без проблем. "Хлоп! Хлоп! Хлоп!" – патроны кучно ложились прямиком ему в грудь, пока он шел к ней. Повариха прикусила нижнюю губу и одновременно умудрилась ухмыльнуться, обезображивая свое лицо еще больше. Она, не целясь, открыла бомболюк и сбросила в миску Степану жидкую бомбу из супа, окатывая взрывной волной его руки. Удивительно, но она не произнесла ни слова.

   Степан, не встретив препятствий в виде очереди, получил от Наталии миску макарон с рыбой и побрел искать свободное место. Чтобы попасть в нужное место наверняка, он сразу отправился в дальний угол столовой, топая в проходе под окнами. Маяком ему послужил стакан с компотом, который ждал на свободном месте. Поставив остывать еду рядом с компотом, Степан присел на стул и облокотился о стол, сгоняя халатом стайки хлебных крошек со столешницы. Он чувствовал себя намного лучше, чем утром, но для него самого это не означало, что он станет есть. Когда угодно, но точно не сегодня, не сейчас.

   Он сложил руки лодочкой и оставил их на коленях. Противный запах еды "окутал шарфом его шею и затянул петлю на горле", мешая нормально дышать. Сознание противилось этому запаху, отторгало все, что с ним связано. Хотелось открыть настежь окно за спиной и пригласить в гости свежий воздух, проводить его погулять между столами, посидеть за своим столиком, ощутить аромат его бодрящего парфюма. Из тарелки со слипшимися макаронинами, похожими на вязанки дров, прямо в лицо Степану "щурила глаза рыбья голова, замерев в вопрошающей эмоции".

   – Нет, не буду я тебя есть, не бойся, – поспешил заверить ее Степан.