Моя палата

   Показалось, что рыбья голова кивнула в ответ и закрыла глаза, почив с миром. Степан, вопреки привычке не замечать ничего вокруг, огляделся по сторонам. Позади него синхронно чавкали десятки ртов. Алюминиевые ложки скоблили дно тарелок, "как будто под слоем металла можно было найти золотые рудники". Не достигнув успеха в первой тарелке, золотоискатели принимались за вторую, ловко поддевая мучные комья и отправляя их в темный зев. Всех золотоискателей в этом помещении объединяла одна общая черта – они были больны лихорадкой, которая в данном случае являлась одной из разновидностей безумства. Степан улыбнулся, подумав, что если в этих мисках и есть золото, то оно явно в его посуде, но никто его не найдет.

   Почему-то он вдруг вспомнил Юрский геологический период в истории развития Земли. В те времена по суше перемещались гигантские ящеры, вытаптывая своими лапами дорожки, по которым хотела пойти эволюция. Среди прочих, существовала такая группа как зауроподы, к которой относились самые большие из когда-либо существовавших динозавров. Вдруг один из этих гигантских ящеров "оказался в их здании". Он пронзительно закричал из коридора, а затем подпрыгнул. Звук эхом прокатился от первого до четвертого этажа, "разломился на мелкие осколки и осыпался под ногами". Все в столовой замерли и повернули головы в сторону закрытой двери. Динозавр снова подпрыгнул, лязгнули батареи, окна в рамах неодобрительно загудели. Повариха выглянула из кухни, надеясь навскидку выстрелить в того, кто творит весь этот гвалт, но виновника переполоха не обнаружила. Новый удар породил странное эхо: чугунные батареи застонали и принялись вибрировать, выгибая перемычки. "Должно быть, динозавр хвостом задел одну из батарей". Повариха, подпрыгнув, побежала к двери и "расторгла союз замка и запорной планки". В проеме двери мелькнула спина Томы, которая неслась то ли навстречу динозавру, то ли прочь от него. Следующий удар заставил качнуться все здание. Послышался хлопок и отдаленные крики. Повариха огородила себя частоколом брани и бегом вернулась на кухню. Наконец, ступор, охвативший Степана, "подал рапорт об отставке". Его освобожденное тело повиновалось возросшему давлению нервов и он, радуясь отличному поводу отказаться от еды, соскочил со стула. То же самое сделали и другие пациенты, побросав ложки в вырытые в еде ямки. Толпа сгрудилась возле выхода, "нехотя выплевывая за двери по одному человеку". Все зашумели и замахали руками, и каждый взмах порождал все новые и новые версии произошедшего: землетрясение? взрыв? оползень? стена отпала?

   Между тем из дальнего крыла здания все громче и громче слышались ругань и возня. Степан умудрился протолкнуть свои кости между набившимися у выхода телами и, позабыв о слабости, быстро направился на пост. Еще не дойдя до поворота, он услышал, как главврач кого-то проклинает. Визуальное наблюдение свершаемого преступления позволило выяснить следующее: Федор Никитович держал сантехника за грудки и тряс его, как сито с мукой. На одной его руке повис Егор Матвеевич, на другой – Тома. Они пытались разнять конфликтующие стороны, чтобы не стать свидетелями грядущей трагедии, поскольку ярость, исказившая багровое лицо Федора Никитовича, носила явно не шуточный характер и имела далеко идущие намерения. Главврач замахнулся было рукой, готовясь обрушить карающую длань на нос сантехнику, но Егор Матвеевич ловким движением перехватил его руку и втиснулся между ними. Всеми доступными ему мимическими приемами он пытался утихомирить своего начальника и убеждал, что убийство в новогодний вечер плохо скажется на дальнейшей карьере доктора. Тома в свою очередь кричала что-то в ухо сантехнику, и на миг показалось, что она хочет его укусить. Степан даже потерял былую уверенность, что она пытается его защитить. В спину Степана толкали зрители сего действа, пытаясь подойти поближе и "занять места в первом ряду", ощутить весь накал разверзнувшихся страстей. Он, прижимаясь к стене, обошел сцепившееся руководство и вдруг ощутил, что его ноги промокли. Беглый взгляд вниз не оставил сомнений – весь пол был залит бегущими в поисках щелей потоками теплой воды. Она текла из его палаты, образуя на стыке с коридором бурлящий порог. Из палаты торчала ручка кувалды, "будто мачта погибшего в прибрежных скалах корабля".

   Степан перевел взгляд на Федора Никитовича, терзающего сантехника.

   – Ты же убил нас всех, идиот! Ты же отделение угробил! Ты же людей поубивал! – слова главврача, "как боксерские перчатки, одно за другим хлестали нерадивого сантехника по лицу".